Журнал «Если», 1994 № 01
Шрифт:
— Верити, — сказал Кэртойс мягко, — я проработал с твоим отцом бок о бок много лет. Я знавал твою матушку. Я часто думаю о том, что ей понравился бы Хьюбри Холл…
Он чувствовал себя виноватым, однако это его долг — отвлечь девушку. Старику сейчас просто не до того. Работа вступила в решающую фазу и требует полной концентрации внимания.
— Я вот что хочу сказать, — продолжал он торопливо. — Я уверен, что тебе не хватает подготовки. Нескольких месяцев с доктором Нгумой в заповеднике недостаточно. По правде сказать, никто из здесь присутствующих
— Я поняла, Чарлз, — проговорила Верити устало.
Она выглядела разочарованной, но отнюдь не удивленной. Странная девушка.
— Почему бы тебе не вернуться к литературе? — спросил он. — Или тебя больше не интересуют монографии семнадцатого века, по которым ты писала диссертацию? А Марвелл, Эндрю Марвелл[2] — разве он не твой любимец?
Она открыла клетку, и белка выскочила наружу. Прыгнув девушке на плечо, зверек удобно устроился в ее длинных, выгоревших на солнце волосах и как будто зашептал что-то ей на ухо. Кэртойсу стало немножко не по себе: где это видано, чтобы белка была такой доверчивой? Надо бы переговорить с Греем, может, он заметил что-нибудь из ряда вон…
— Я попозже выпущу белок в сад, — сказала Верити.
— Значит, конец эксперименту? — обрадовался Кэртойс. — Весьма разумно с твоей стороны.
Он поглядел на часы.
— Мне пора. Время не ждет, и все такое прочее.
— Возьмите папку, Чарлз! — не попросила, а скорее приказала Верити. — Я хочу, чтобы вы прочитали отчет.
Не в силах отказаться, он повиновался.
— Твоя гипотеза как-нибудь называется? — спросил он. — Я имею в виду, к какой области она относится?
Верити погладила белку.
— Я про себя называю ее «теорией мимезиса».
— Что? Это что-то связанное с театром?[3]
— Слово «мимезис» можно перевести как «мимикрия» или, если хотите, как «метаморфоза».
— Изменение формы? — пробормотал Кэртойс. — Боюсь, ты меня окончательно запутала.
Он лгал. Его поразила масштабность идеи. Каковы естественные процессы? Гусеница превращается в бабочку, личинка — в стрекозу, головастик — в лягушку… Инопланетное существо — в белку, белка — в…
— Во что-нибудь органическое, — подсказала Верити.
— Но во что именно? — недоумевал Кэртойс. — Нужно ведь принять во внимание размеры…
— Что есть общего у всех участков падения метеоритов, Чарлз? — перебила девушка.
— Безлюдны, — принялся перечислять Кэртойс, — пустынны, окружены лесом…
— Тот-то и оно, — сказал Верити.
— Деревья! — вскричал Кэртойс, — если только поблизости не было, других форм органической жизни, годных для… для…
— Для копирования, — докончила Верити.
— Ерунда! — сказал Кэртойс. — Оставь в покое белку, Верити, и пойди прогуляйся.
Он поспешно вышел из оранжереи. Да, девочка, вне всякого сомнения, сошла с ума. Он заметил вдруг, что вцепился в ее зеленую папку с такой силой, что заболели кончики пальцев.
3
Лежа
— Меня продолжает воротить от того, чем мне приходится заниматься.
С политической точки зрения старик, то бишь профессор, ничего из себя не представляет, если не считать присущего ему стихийного социализма. Он не связан ни с какой подпольной организацией и не является шпионом какого-либо государства, разве что сотрудничает с нашими приятелями из известной вам транснациональной корпорации, которой его теперешние исследования могут принести прибыль. Его интересуют сплавы, а вовсе не шпионаж; можно сказать, он накрепко припаян к своей работе. Он не щадит ни себя, ни Кэртойса вместе с вашим покорным слугой.
Он высоко ценит личную преданность и, если узнает, кто я такой, вышвырнет без промедления. Самое время упомянуть об этих клоунах из СБ: Брюстере и его механическом дружке Адамсоне. Утверждение службы безопасности, будто эксперименты профессора Лэтэма субсидируются правительством, лишено оснований и вызывает у старика приступы бешенства. Он заявляет, что всему виной бюрократы; он потерял право на лицензию А покинув Институт и начав работать как независимый исследователь на средства, полученные им по завещательному отказу имущества де Люши, он привлек внимание СБ тем, что крутился у метеоритных кратеров.
Зачем ему это? Перечитайте условия завещания. Громадная сумма, оставленная вдовой де Люши, может быть израсходована только на исследования, связанные с… цитирую… «инопланетными явлениями и установлением возможности сообщения с другими мирами». Потому профессор лезет из кожи, и, надо сказать, концерн де Люши не ошибся в выборе: их деньги окупаются с лихвой. Стоит лишь упасть очередному метеориту, как старик прыгает в свой драндулет и мчится на место падения; теория решетчатой структуры, которая ныне принята повсеместно, — его рук дело. В сообщениях он указывает название местности, размер метеорита, уровень радиации и все остальное, что мы можем и что нам разрешают зафиксировать. Для независимого ученого он — образец активности. До сих пор мы не обнаружили никаких следов «инопланетного проникновения» — ни тебе лучей смерти, ни зондирования мысли, ни даже пресловутых зеленых человечков.
Однако покрывало секретности (шучу) слишком уж плотное да и шито белыми нитками. Повсюду снуют газетчики; того и гляди, окажешься засвеченным. Если тут происходит что-нибудь такое, что затрагивает меня, — ради всего святого свяжитесь с СБ и дайте мне знать! И отзовите Брюстера с Адамсоном, пока они, сами того не желая, меня не выдали. У того, кто додумался отправить к Сидни Лэтэму робота, видно, семь пядей во лбу. Профессор от Адамсона без ума, раз в неделю приглашает его к обеду и пытается обыграть в шахматы. Но мне-то каково? Я же не деревянный идол… Кстати, о деревьях: пора охарактеризовать Верити Лэтэм.