Журнал «Если», 1994 № 11-12
Шрифт:
— Да? А что это такое? — Гордун с. опаской пощупал документ.
— Посол Гвоздуодер просит оказать ему честь и прибыть на церемониальный прием по случаю выборов.
— Церемониальный прием? — Гордун нервно заерзал, отчего гамак принялся раскачиваться, угрожая вывалить его наземь. — И что же у вас там за церемонии?
— Просто скромные полуофициальные встречи родственных душ, позволяющие всем пощеголять нарядами и лично обменяться завуалированными оскорблениями.
— Ха! Это у вас турниры такие? Нет, мне подавай хорошую рукопашную, чтобы кишки наружу, тогда я хоть каждый день готов со всем моим удовольствием!
— А
— Звучит угрожающе, — пробормотал Гордун. — Может, вы, земляне, куда свирепей, нежели я полагал?
— Вот еще! — вмешался Дир Багрец. — Да я сам нынче утром раскидал с полдюжины этих тварей, когда они не захотели пустить меня в деревенскую лавку за грогом.
— Правда? — зевнул Гордун. — Жаль. А я уж было решил, что подвернулось нечто занятное.
Он отодрал уголок тисненного золотом приглашения и поковырял им в зубах, извлекая застрявшую между ними ягодную кожицу.
— Вот что, Багрец, валил бы ты лучше отсюда, если, конечно, не претендуешь на главную роль в первом моем совещании.
— Пошли, землянин, — пророкотал обладатель красного кушака, протягивая руку к Ретифу. — Я как раз припомнил ту часть вчерашней гулянки, которую было запамятовал.
— Похоже, — сказал Ретиф, — настало время для той затрещины, которую я тебе обещал.
И, подступив к Дир Багрецу, он, словно сваю вколачивая, вбил оба кулака под ребра гиганта, добавив затем, для верности, правой в челюсть, пока Багрец, сложившись пополам, оседал на землю.
— Эй, эй! — взревел Гордун. — Так-то ты платишь за мое гостеприимство? — Он уставился на своего лежащего без признаков жизни приспешника. — Вставай, Дир Багрец, не отлынивай, отомсти за мою поруганную честь!
Дир Багрец застонал, дернул ногой, всхрапнул и снова замер.
— Прошу прощения, Ваше Неистовство, — сказал Ретиф, извлекая из-под рубашки гроачианскую пистоль. — Я никогда не был силен в тонкостях дипломатического протокола. И поскольку я, судя по всему, совершил faux pas [8] , самое правильное для меня — немедленно удалиться. Не подскажете, в какую сторону лучше пойти, чтобы не стать виновником преждевременной смерти кого-либо из бдительных часовых Вашего Неистовства?
8
Промах, оплошность (фр.).
— Остановись, чужестранец! Уж не собираешься ли ты отправиться бродить по свету, распространяя слухи об этом постыдном происшествии, что подорвет мой авторитет в глазах избирателей?
— Пара слов может, конечно, просочиться наружу, — признал Ретиф. — Особенно если кто-то из ваших воителей попробует заступить мне дорогу.
— Лучше бы мне не родиться, чем дожить до такого позора! — хрипло промолвил Гордун. — Всему Оберону ведомо, что только громиль способен вышибить дух из громиля. — Тут Гордуна посетила некая мысль. — При всем при том, если, как говорится, могильник не хочет идти к Мейеру, пускай тогда Мейер идет к могильнику. Поскольку ты истинно сокрушил моего вассала, тебя надлежит немедля произвести в громили, так сказать, узаконив происшедшее задним числом.
— Почту
Гордун помрачнел.
— А, ладно… — согласился он, — посольство мы и после разобрать успеем. Будь по-твоему, землянин, то есть будущий громиль. Договорились!
Великий вождь поднял свою тушу из гамака и пнул носком сапога Дир Багреца, отчего тот со стоном сел.
— Вставай, лежебока! — проревел Гордун. — Ступай, призови сюда пару прохвостов, дабы они помогли мне облачиться! Да и гостю моему потребуются соответственные одежды. — Он смерил Ретифа взглядом. — Не надевай их раньше времени, как бы они по ходу дела не запачкались.
— Суровые у вас ритуалы, — заметил Ретиф.
— Это покамест не ритуалы, — поправил его Гордун. — Ритуалы будут потом. Первым делом тебя ожидает Испытание. Если ты останешься живым, я прикажу моему швецу облачить тебя в одеяние, приличествующее вице-атаману громилей.
На церемониальной арене, отведенной для Испытания Номер Один — вырубке посреди лесистого склона, с которого открывалась захватывающая дух панорама долины, — во множестве толклись разномастные громили, добродушно бранясь; обмениваясь колкостями, заключая пари, вызывая друг друга на поединки и принимая вызовы, передавая из одной немытой руки в другую мехи с вином.
— А ну-ка, все вон из крута Первого Испытания! — заорал Дир Багрец и принялся раздавать направо-налево увесистые затрещины в подтверждение серьезности сказанного. — Или, может быть, кто из вас желает заодно с новичком поставить свою голову на кон?
Жители гор расступились, очистив крут около пятидесяти футов в поперечнике, в середину которого и вывели Ретифа.
— Давай-давай, расступайся. Самое малое, что мы можем сделать, это дать чужестранцу побольше воздуха, — говорил Дир Багрец, отпихивая стоявших в первом ряду еще на ярд назад. — Так вот, Ретиф, дело тебе предстоит тяжкое, но оно покажет тебе отвагу громилей, предъявляющих к самим себе непосильные требования!
Он вдруг замолк, поскольку в окружающих вырубку зарослях послышался какой-то хруст. Двое громилей, стоявших в заднем ряду, взлетели в воздух, словно подорвавшись на мине, и из кустов выскочил огромный — футов семи в холке — дикий топтун с устрашающими, загнутыми книзу клыками. По инерции он пронесся сквозь ряды зрителей во внутренний круг, где остановился, крутя коротким хвостом и поводя туда-сюда головой, словно бы в поисках новой мишени. Наконец огненный взор его остановился на Дир Багреце.
— Вот еще не было печали, — с досадой заметил последний, когда топтун, наклонив голову, бросился в атаку.
Отступив в сторону, громиль поднял кулак, величиною и весом с боевой топор и со звучным «Блям!» опустил его на череп чудища. Зверь, застигнутый ударом в прыжке, прервал полет и врезался мордой в землю у ног Ретифа.
— Неплохой глазомер, — заметил тот.
— Можно подумать, что эта скотина нарочно заявилась сюда, чтобы испортить нам все дело, — недовольно проворчал Дир Багрец и добавил, обращаясь к паре громилей: — Отволоките-ка глупую тварь в сторонку. Пущай погуляет за свою назойливость в сбруе. А теперь, — он повернулся к Ретифу, — ты готов?