Журнал «Если», 1996 № 01
Шрифт:
Разве кто-нибудь посмеет не поверить? В конце концов у меня зуб чудовища! Где еще в мире есть другой зуб, похожий на этот? Вот оно — доказательство героического приключения; мое будущее обеспечено!
Теперь я не мог позволить себе потерять зуб Чудовища Кровавого Моря. Я прекрасно понимал, что без него я останусь ничем. Используя остатки лески Шестипалого, я повесил сломанный зуб на шею. Он оказался таким длинным, что свисал до пояса.
Тщеславные мысли подгоняли меня, я стал грести быстрее. На заре начнется новая жизнь. И я налегал на весла еще и еще, думая обо всех тех подарках, которые получу, обо всей той вкусной
Небо начало светлеть. До зари оставалось совсем немного. На горизонте я видел темное пятно, которое могло быть только землей.
Вдруг море начало бурлить и пениться. Огромные волны поднимались и падали, и моя утлая лодка сразу перестала слушаться весел.
Нет! Ну пожалуйста! Ведь берег так близко!
Я потерял весло. Оно выскользнуло из моей руки и упало в воду. Мне нужно добраться до земли! Но как это сделать без весла? Я перегнулся через борт — и увидел Чудовище Кровавого Моря, восстающее из водных глубин.
— Теперь пришло твое время! — услышал я в своей голове скрежещущий шепот.
Я посмотрел ему прямо в морду — и в ошеломлении увидел там отражение своего лица. Образ менялся очень быстро. Сначала он был молодым, потом старым, потом настолько изъеденным временем, что остались только кости и пустые глазницы. Но это был я. Именно я.
Я хотел спорить, сражаться, бежать. Но голос в моей голове прогремел:
— Одни умерли старыми, удовлетворенные своей мудростью. Другие умерли молодыми, завороженные глупыми мечтами. Я прихожу за всеми.
Я стиснул в ладони свой амулет: он ведь должен был изменить всю мою жизнь. Так оно и случилось. Я слишком сильно перегнулся через борт, и, когда волна наклонила лодку, тяжелый зуб, висевший на шее, грузилом потянул меня за борт.
Тогда я увидел яркий ослепляющий свет.
Теперь я вижу все. И ничего.
Дон Уэбб
ОХОТНИК ЗА СЕНСАЦИЯМИ
Я проверил все записи еще один, самый последний раз: напортачу — вовек не расплатишься. Затем начертил магический треугольник и произнес слова, открывающие врата ада: «Зазас зазас насетенда зазас». Линолеум под ногами затрепетал, по жаростойким кухонным столам пробежала дрожь. Слава Богу, я не забыл отключить дымовую защиту. Меловые знаки раскалились добела. Волны жара ударили мне в лицо. Я отступил, уперся спиной в посудомоечную машину и ненароком включил ее в режиме для чистки сковородок. «Книга первичных чар» явно не принимала в расчет габариты современных типовых квартир. Тем не менее я дал приказ демону: «Приди, Сиир! Явись и будь милостив ко мне!..» Я выбрал именно Сиира, поскольку он обладает способностью мгновенно вызывать к жизни любые предметы,
— Явись в облике пристойном и приятном на вид! — приказал я.
Гниль что-то пробурчала, повизгивая. Что подумают соседи?
— Явись в облике пристойном и приятном на вид, — повторил я, — не то разрушу имя твое, и ты на целых сто лет вообще утратишь способность являться кому бы то ни было в какой бы то ни было форме!
Я написал имя демона на бумажной тарелке, поднес ее к самой большой конфорке электроплиты и включил ток. Гниль опять забормотала какую-то чушь. Тарелка начала буреть. Гниль обратилась в восьмифутового трехглазого серого ящера.
— Не то! — заявил я. — Все еще не то!
От тарелки пошел дымок.
— У-уу! Прекрати!..
Ящер превратился в рыжеволосого принца верхом на крылатом коне. Если бы не черные крылья, конь походил бы на давнего моего знакомого, мистера Эда. Теперь Сиир явился мне в своем истинном обличье. Я отвел бумажную тарелку от конфорки и повернулся лицом к морде мистера Эда. Он уронил на стол конское яблоко.
— Веди себя как полагается!
— Я не могу управлять своим кишечником, — ответил конь. — За что и ненавижу этот лошадиный облик.
— Я думал, говорить будет принц.
— Нет, он здесь в порядке наказания. Он обречен покидать ад на несколько минут всякий раз, когда очередной осел, вообразивший себя магом, натыкается на «Книгу первичных чар». Притом он не в силах ничего сказать, не в силах пошевелиться. Это умножает его страдания. Я истинно демон Сиир, запертый твоим чудодейственным искусством в пространстве данного треугольника.
Конь зевнул, окатив меня зловонным дыханием.
— Держу пари, тебя вызывают не так уж часто.
— Смеешься? «Книга первичных чар» выпущена репринтным изданием в Дувре. Теперь демонов преисподней вызывают все кому не лень. Чем иначе, по-твоему, объясняется хаос, воцарившийся в мире?
— Что ж он сделал такого, что заслужил особое наказание?
По щекам принца поползли слезы.
— То же, что собираешься сделать ты. Продал мне свою душу. Даже не удосужился выяснить, каков круг моих обязанностей в аду. Из всех душ, отданных мне на попечение, я особенно мучаю ту, что носит имя Антона Ламонта О’Недди. Это автор «Книги первичных чар». Он продал душу за Книгу Могущества, а потом дал колдунам совет, чтоб я являлся в этом омерзительном облике. Я возненавидел всех млекопитающих без исключения. Видел бы ты тех, кто, по нашему замыслу, придет им на смену! Вот это да!
— Выходит, ты можешь предвидеть будущее?
— Лишь наш Верховный Враг располагает полным знанием будущего — но вправе же мы мечтать! Чего ты хочешь от меня? Богатства?
— Я репортер. Хочу создать великий репортаж. Такой, что обессмертит меня навеки.
— Пожар? Чума? Война? Все это в ведении больших шишек — Левиафана, Сатаны, Белиала. Неспроста они покупают и продают души полчищами.
— Нет-нет, у меня предложение по твоей части. Хочу стать первым человеком, вступившим в контакт с иным разумом.