Журнал «Если», 1999 № 03
Шрифт:
Речь идет о создании искусственной ретины (сетчатки), которая подарит слепым возможность различать контуры и краски, а следовательно, ориентироваться в пространстве. И вот уже близится к успешному концу проект SUB-RET, чья главная задача — заменить дефектные зрительные клетки искусным электронным протезом! Как это делается? А вот так… Непосредственно под сетчатку вживляется чип с миниатюрными фотодиодами, которые действуют как солярные элементы, т. е. вырабатывают электрический ток под воздействием света. Электроток раздражает соседние нервные клетки, которые сразу же посылают сигналы
Покамест SUB-RET-имплант опробован лишь на кроликах, крысах и свиньях, но по расчетам координатора проекта — профессора Эберхарта Цреннера из офтальмологической клиники при Тюбингенском университете — уже летом будущего года электронные протезы будут имплантированы первым незрячим пациентам.
Проза
Сергей Лукьяненко
Запах свободы
Перрон был пуст.
Я постоял немного на цветном бетоне, глядя на вагончик монора. Медленно сошлись прозрачные створки двери, вагон качнулся, приподнялся над рельсом и ровно пошел вперед. Пустой вагон, уходящий с пустого вокзала.
А чего я еще, собственно говоря, жду? Ночь. Нормальные люди давным-давно спят.
Я двинулся по перрону, стараясь наступать лишь на оранжевые пятна. Цветной бетон вошел в моду лет пять назад, и у мальчишек сразу появилась игра — ходить по нему, наступая лишь на один цвет. Достаточно сложно, между прочим. Приходится то семенить, то прыгать, то идти на цыпочках, опираясь на крошечные пятнышки выбранного цвета.
Сейчас оранжевая дорожка вела меня вдоль длинной шеренги торговых автоматов. Чувствуя мое приближение, они включали рекламу, и я шел сквозь строй довольных, веселых, пьющих колу, жующих горячие бутерброды, моющих волосы шампунем от перхоти, слушающих исключительно «Трек», курящих безникотиновые сигареты людей. Я даже посмотрел, не удастся ли пройти к автоматам и взять баночку колы. Но оранжевых пятен между мной и колой не было. Я двинулся дальше — вдоль жизнерадостно клацающей дверями стены вокзальчика, мимо информ-терминалов, телефонов, мимо пологих спусков с перрона, ведущих к городку. Судя по надписи над вокзалом, почему-то не светящейся, незаметной, город назывался Веллесберг. Я, в общем-то, ехал в городок китайских переселенцев И Пин, но за пять часов монор надоел мне до одури.
Оранжевые пятна перешли в оранжевые брызги, а затем — в редкие островки оранжевого цвета. Но пути с перрона все не было. Я шел и шел вдоль тускло-серого рельса, увлекшись игрой и не заметив, что на перроне я не один.
— По оранжевым вниз не сойдешь, — послышалось из-за спины.
Я обернулся. В стене вокзала была глубокая ниша с широкой скамейкой.
— Уверен? — поинтересовался я.
— Абсолютно.
По-русски он говорил совсем чисто. Ничего удивительного, летом здесь отдыхает много наших.
Пожав плечами, я сказал:
— Меняю цвет на красный.
Это уже как бы не совсем чистая победа — поменять цвет. Но на соседний по спектру — можно. Я шагнул на алую кляксу.
— По красным не выйдешь, — словно бы с удовольствием сказал мальчишка. — Ни один цвет не дает выхода. Если играешь честно — не выйти. Это специально, чтобы дети не тусовались возле путей. Так-то, дружок.
Я разозлился. Называть меня «дружком» или сравнивать с детьми никто не имел права. Тут дело не в биовозрасте. Тем более, что нахал никак не мог быть старше меня.
С места, отчаянно оттолкнувшись, я прыгнул по направлению к скамейке. Перед ней была полоска красного бетона. К сожалению, я не Гвидо Мачесте, непревзойденный чемпион по прыжкам без разбега. Растянувшись перед нишей, я ткнулся лицом в бетон, а макушкой — в босые ноги обидчика.
— Недопрыгнул, — насмешливо прокомментировал он мои действия. — Ни один цвет не дает выхода, понял? Выхода нет, дружок. Нет выхода.
Я медленно поднимался; меж тем знаток веллесбергского вокзала с ноткой искреннего сочувствия спросил:
— Ударился-то не сильно, а?
Но я уже не обращал внимания на интонацию и слова. И на то, что запаха вражды не было — тоже.
Видели бы меня сейчас психологи регионального Токен-центра: в носу хлюпала кровь, разбитая губа ныла, по щеке словно наждаком провели. Не говоря ни слова, я ринулся на собеседника. Несколько секунд мы просто боролись, он явно ждал драки и потому угадал мой рывок. Потом, вырвавшись, я саданул ему по лицу — несильно, вскользь, получил в ответ под дых, еще разок достал противника — теперь уж посильнее.
По телу прошла дрожь, уши заложило от нестерпимо тонкого писка. Я застыл, отшатнувшись от своего неожиданного врага. Потом запустил руку в карман рубашки, вытащил маленький металлический диск. В центре Знака тлела, медленно угасая, оранжевая искра. Посмотрел на своего собеседника и обомлел. В его руках тоже гасла светящаяся точка.
Сейчас я разглядел мальчишку получше. Он был полуголым, в одних шортах, в карман которых и отправился отключившийся медальон. На груди у него болтался какой-то амулет, слабо поблескивая в темноте. Волосы торчали в разные стороны гребнями.
— Вот идиоты, — прошептал мальчишка. — Устроили драку, как дети.
— Ага, — виновато подтвердил я. — Это вызывник сработал?
— Да. Что, не слыхал раньше?
Я покачал головой.
— Я Игорь, — сообщил мальчишка, хватая меня за руку. — Давай за мной.
— Положено дождаться, — начал было я.
— На положено — бревно заложено, — отрезал Игорь и нырнул в темноту. Мгновение поколебавшись, я последовал за ним.
Мы успели пробежать мимо флаерной площадки. Пара прокатных машин стояла под зелеными огоньками, над одной — то ли забронированной, то ли незаправленной, горел красный; миновали абсолютно пустую автостоянку, несколько торговых павильончиков, и лишь тогда взвыли сирены. Прямо на перрон садились два флаера, полицейский и медицинский, можно не сомневаться.