Журнал «Если», 2000 № 01
Шрифт:
Кинематограф стал эксплуатировать артуриану чуть ли не с самого своего рождения. По крайней мере, самый ранний немой фильм на эту тему, который удалось разыскать в справочниках, датирован аж 1910 годом! А всего таких картин набирается более трех десятков. Не буду подробно останавливаться на лентах, снятых по мотивам романа Марка Твена, по сути, резко «анти-артуровского» (об этом уже шла речь в одном из обзоров, напечатанном в «Если» № 3 за 1998 г. — «Эксперименты с реальностью»). Разве что упомяну одну из них — нашу, отечественную.
В картине Виктора Греся «Новые приключения янки при дворе короля Артура» [12] (1989) присутствует то, чего начисто лишены многие картины вроде бы на тот же сюжет. Совершенно фантастическая
12
Об этом фильме также было уже написано в «Если». См. статью «Зона Кайдановского» в № 9, 1998 г.
Такова, за редким исключением, вся голливудская и британская кинопродукция 1950 — 60-х годов, от «Приключений сэра Галахада» (1949) до «Осады саксов» (1964). И эта тенденция — превращение фантастического, по сути, цикла в обычную историческую (или квазиисторическую) мелодраму — заново возрождается на наших глазах, о чем свидетельствует хотя бы дорогой постановочный блокбастер «Первый рыцарь» (1995) с Ричардом Гиром и Шоном Коннери. Практически отсутствует фантастика и в картинах для детей — полнометражных, телевизионных, сериалах и мультфильмах. Дело порой доходило до парадокса: даже экранизации романа Марка Твена отдельные режиссеры умудрялись снимать так, что единственным фантастическим элементом в них оставался сам факт перемещения героя в прошлое! При этом героем может стать и диснеевский кролик Роджер, и твеновский янки-прагматик, и более политкорректная чернокожая специалистка по компьютерам со своим ноутбуком (в исполнении Вупи Голдберг), и даже школьница младших классов из недавнего сериала, показанного по нашему телевидению… [13]
13
В том же ряду — «нефантастической» артурианы — стоит и малоудачный мюзикл «Камелот» (1967), где роль Артура сыграл Ричард Харрис. Удивительнее всего, что снят-то фильм по мотивам уже упоминавшихся, безусловно, фантастических романов Теренса Уайта!
Более серьезное прочтение и осмысление цикла предприняли в начале 1970-х годов французы («Тристан и Изольда» Ивена Лагранжа и «Ланселот Озерный» Эрика Ромера). А в корне переломил тенденцию режиссер Джон Бурмен, чей «Экскалибур» (1981), на мой субъективный вкус, «самый артуровский» из всех поставленных до сих пор фильмов.
Бурмен предпринял попытку, с одной стороны, максимально близко к тексту пересказать Канон — без отсебятины и «лакировки» Круглого Стола. А с другой, постарался наполнить старые меха новым вином — мыслями и образами, которые принес XX век. Кровавая бойня брутальных феодалов в прологе идет под музыкальную тему знаменитого траурного марша из вагнеровской «Гибели богов», и музыка немецкого романтика сопровождает зрителя весь фильм, рождая разнообразные аллюзии. Как и запоминающаяся сцена (она идет под музыку из «Кармины Бураны» Карла Орфа), когда кавалькада рыцарей отправляется на поиски Грааля, а природа оживает им навстречу — снежные хлопья на глазах превращаются в яблоневый цвет!
В этом богатом постановочном кинематографическом эпосе, длящемся два с половиной часа, всего немного чересчур. Крови, блеска доспехов, мистики, почти религиозного пафоса, возвышенной, почти неземной любви — и грубого, под стать временам, секса… Но оказывается, что именно так, сознательным перебором, и достигается ощущение той невзаправдашней, сказочной, фэнтезийной, горней Англии, о которой, видимо, и грезили все эти долгие века читатели, а затем и зрители.
А на другом
И в заключение — еще одна культовая картина, где основные сюжетные линии артуровского эпоса смело перенесены в современность. «Рыцари на колесах» (1981) режиссера Джорджа Ромеро — это еще один честный пересказ истории о братстве Круглого Стола, только на сей раз рыцарями-утопистами выступают современные американские байкеры, мечтающие о превращении своей страны, погрязшей в практицизме Бесплодной Земли, в цветущий сад!
Нет, воистину легенда не кончается. И пусть сам символ мира и согласия на поверку оказался во многих отношениях «угловатым» да еще и изрядно порубленным в разгоравшихся за ним драках, сама потребность в подобном символе, видимо, сегодня не менее актуальна, чем тысячу лет назад. Как и поиски Грааля: для каждого рыцаря — своего…
Владимир Михайлов
ВЕК УХОДЯЩИЙ
2000 год — последний год двадцатого века и второго тысячелетия от Рождества Христова. Многие увлечены подведением итогов прошедших времен. Но мы решили подвести итоги… грядущего столетия! И потому обратились к нашим фантастам с просьбой взглянуть на будущий век с точки зрения историка. Месяц за месяцем они широкими мазками нарисуют картину прекрасного или ужасного нового мира. Первым в роли пророка выступит ветеран фантастического цеха России, один из самых уважаемых российских прозаиков.
Каким же был минувший двадцать первый?
Нелегким. Еще более противоречивым и взрывоопасным.
Почему?
Потому, что за уходящее столетие планета еще более обеднела. Выпустила в трубу значительно больше богатств, чем за двадцатый век. Он в этом смысле был всего лишь временем разбега, и к концу его цивилизация вошла, как говорится, во вкус мотовства. О катастрофических последствиях господства современной энергетики предупреждали давно, однако реальных шагов к сокращению хотя бы тепловых выбросов сделано не было. Предотвратить потепление климата человечество в двадцать первом веке не успело. В борьбе за экологию были, конечно, достигнуты некоторые успехи: отравлять атмосферу и воду промышленность научилась в меньшей степени — но достижения эти так и не приобрели планетарного характера.
Достигнуть глобальных улучшений помешало, надо полагать, продолжение и усиление социального разлада в мировом, как любили говорить в свое время, масштабе. Разлада в политике и экономике.
Прогнозируемое увеличение населения Земли до 9 миллиардов человек было достигнуто в основном за счет Юга и Востока. В то время как четыре пятых мировых благ оставались в собственности и пользовании Запада. Его помощь голодающим и больным — не людям, но народам — так и не вышла за рамки благотворительности. Иной метод потребовал бы прежде всего перехода на иные идеологические позиции. Но это для Запада было и остается табу.
Противостояние усилилось и обострилось, потому что людям Запада XXI века — с их имплантированными с детства биокомпьютерами, уже вошедшим в практику продлением жизни на столетие и более в результате генетической революции, с переходом на сетевое образование и сетевые же методы работы, с максимальной автоматизацией и роботизацией производства, практически уже стопроцентной — все еще противостояли те, кто и в двадцатом веке жил на уровне средневековья (если говорить о питании, образовании, здравоохранении, характере труда и достатке). Уходящий XXI век не принес им практически ничего хорошего. При этом 90 % населения благополучного Запада все более исповедовало изоляционизм — по принципу «Всех не пожалеешь». Могло ли улучшиться взаимопонимание между одними и другими? Сомнения в этом были еще в конце века двадцатого и, к сожалению, оправдались.