Журнал «Если», 2001 № 09
Шрифт:
— В древние времена, — откашлявшись, начал старик, — жил в этом краю один юноша. И полюбил он прекрасную девушку. Но вожди решили посвятить ее богам, сделать жрицей Солнца. Тогда молодые люди задумали бежать и сговорились встретиться здесь, на этой площадке. Юноша пришел в назначенный час, а его возлюбленная в последнюю минуту испугалась и во всем призналась вождям. Напрасно ждал юноша, девушка так и не пришла. И тогда, отчаявшись, он возроптал на богов, отнявших у него любимую. Разгневались боги. Померк день, с гор посыпались камни и увлекли дерзкого в бездну.
— М-да, любопытно, —
— А здесь в самом деле всегда бывает хорошая погода? — поинтересовался Мигунов.
Старик кивнул:
— Есть только одно место, где тучи еще реже собираются в небе — один раз в году. Немного повыше.
Мешков что-то неслышно пробормотал и, словно забыв о Мигунове, зашагал по направлению к дому. Поблагодарив старика, Мигунов тоже двинулся следом.
— Взгляните, — внезапно остановившись, подозвал его Мешков. — Видите эту борозду?
Он провел пальцем по довольно глубокой канавке, тянувшейся вдоль боковой стены здания.
— Как будто бульдозером задело, — отозвался Мигунов.
— А камень-то, между прочим, очень крепкий, — серьезно сказал Мешков.
Мигунов удивленно посмотрел на него. Заметив это, Мешков усмехнулся:
— Удивляетесь моей суетливости?
Не зная, что ответить, Мигунов неопределенно повел плечами.
— Видите ли, я собираю «шум»… — объяснил Мешков. — Информационный шум. Излишнюю, избыточную информацию… Такая уж у меня привычка. Помогает в работе. Возбуждает неожиданные ассоциации. Никогда заранее не знаешь, что пригодится.
Круто повернувшись, он скрылся внутри здания, оставив Мигунова в одиночестве.
Блеснул первый солнечный луч, и сразу же все вокруг засверкало неправдоподобно яркими и сочными красками. Преображение было настолько неожиданным и впечатляющим, что Мигунов невольно залюбовался, завороженный первозданным великолепием природы. Словно загипнотизированный, он неподвижно стоял и смотрел, как из-за гор медленно выплывает неестественно огромный красноватый солнечный диск. Так он стоял довольно долго, пока нижний край Солнца не оторвался от линии горизонта и неповторимое соцветие красок вокруг него не стало меркнуть. Только после этого Мигунов вновь превратился в астронома и профессиональным взглядом прикинул, где будет находиться солнечный диск во время затмения. Результат его вполне удовлетворил — дневное светило в тот заветный момент, ради которого они проделали столь долгий и утомительный путь, должно было находиться в стороне, прямо противоположной возвышавшемуся за спиной Мигунова склону горы. Значит, все приборы можно было расположить на площадке перед зданием, и ничто не помешает наблюдениям. Кроме, разумеется, погоды… Однако небо по-прежнему было девственно безоблачным, не чувствовалось ни малейшего ветерка и не было никаких признаков того, что эта астрономическая благодать когда-нибудь прекратится.
Постояв еще немного, Мигунов вернулся внутрь здания, откуда уже раздавались оживленные голоса… За завтраком все весело переговаривались, выплескивалось возбуждение, обычно возникающее перед началом интересной работы. И только Мешков был почему-то молчалив и задумчив.
Перед тем как подняться из-за стола, Горюн спросил:
— Приступаем? Начнем монтировать аппаратуру? — он вопросительно посмотрел на Мешкова.
Однако Мешков продолжал угрюмо молчать. Участники экспедиции, уже было собравшиеся расходиться по своим делам, остановились в ожидании. У Мигунова возникло такое ощущение, словно воздух в помещении, где они находились, неожиданно сгустился.
— Вот что, — глухо произнес Мешков, — я знаю, меня считают человеком невезучим.
Возникла неловкая пауза. Присутствующие смущенно отвели глаза.
— Ну что вы, Станислав Васильевич, — неестественно бодрым голосом начал было Горюн, но Мешков решительным движением руки остановил его.
— Не будем спорить, — теперь его голос звучал твердо. — Одним словом, я принял решение. Сегодня мы перебазируемся в другое место. Туда, где по статистике случается всего один пасмурный день в году. Тем самым вероятность неудачи будет сведена до минимума. О переезде я уже договорился.
В молчании люди покидали комнату. Только Мигунов задержался.
— Стоило ли, Станислав Васильевич? — спросил он Мешкова. — Ведь это же…
— Договаривайте, — грустно улыбнулся Мешков. — Суеверие? Так?
— Вообще-то…
— Летчики не фотографируются перед полетом. Футболисты не меняют футболки, в которых они выиграли предыдущий матч, а фигуристы приносят с собой на соревнования талисманы. Как это прикажете понимать?
— Ну, это чистая психология.
— Именно. Ни что иное, как самовнушение, своеобразное самовнушение. Оно помогает поддерживать хорошее настроение, уверенность в своих силах, создает ощущение психологического комфорта.
— В таком случае, я вас не понимаю, — пожал плечами Мигунов. — Решили позаботиться о психологическом климате?
— И это тоже, — как-то странно произнес Мешков.
— Не совсем понимаю, — удивился Мигунов.
— Вот и я не вполне понимаю, — искренне откликнулся Мешков.
С минуту они стояли молча. Потом Мигунов сказал:
— Пойду собираться…
Ехали долго. Дорога то извивалась по самому краю глубоких провалов, то стремительно взбегала в гору, и тогда двигатель перегруженного автобуса ревел изо всех сил. До места добрались только к вечеру, когда солнце уже скрылось за горами. Торопливо, стараясь успеть до темноты, раскинули палатки и расположились на ночлег. Мигунов оказался в одной палатке с Горюном.
— Ну, что я вам говорил? — мрачно сказал Горюн, забираясь в спальный мешок.
— Пока не вижу ничего страшного, — возразил Мигунов. — Было бы только ясное небо.
Горюн пробормотал что-то невнятное и укрылся с головой.
В день затмения все поднялись задолго до восхода Солнца и поспешили на площадку, где были размещены приборы и другая аппаратура. Начались последние приготовления к наблюдениям.
— В небе ни облачка, — заметил Мигунов, когда рядом с ним оказался Горюн.