Журнал «Если», 2002 № 07
Шрифт:
Потом он подумал и добавил:
— А что! Еще не поздно.
В первые дни в Гусляр приезжали компатриоты, которые жили в Нью-Йорке, на третий день появились деятели из Вашингтона и Бостона, на пятый прилетел некто Самойленко из Нью-Мехико, а на восьмой Джонни Пукерман из Лос-Анджелеса.
Разумеется, гостиница уже в первые дни была переполнена, спали в кабинете директора и бельевой, селились у дальних родственников и забытых знакомых. Доллар в Великом Гусляре быстро потерял привлекательность и шел ниже, чем в других пунктах державы… Впрочем, недолго, потому что процесс распространения вируса
А в палаточном городке за музеем, у памятника Землепроходцам, обитали уже три сотни приезжих, которые не нашли родных и близких в Гусляре.
А вот следующий шаг вируса Минц не предугадал.
Его гениальность имела ограничения, и социальные последствия его открытий бывали трагичными.
Он полагал, что вирус будет поражать лишь выходцев из Великого Гусляра. Вирус же, начав с гуслярцев и исчерпав пищевые ресурсы, стал искать, в кого бы еще внедриться. И сообразил, что самая достойная среда обитания — эмигранты из Вологодской и Архангельской областей.
Так что через две недели началось нашествие бывших наших в Вологду.
А там уж и до Котласа рукой подать…
Пока дело ограничивалось Великим Гусляром, это событие не привлекало внимания зарубежной и отечественной прессы.
Но на четвертый день в выпусках новостей проскользнуло сообщение о буме в авиасообщениях США — Россия. Билеты на самолет достать невозможно, некоторые летят через Японию, зафрахтованы два океанских лайнера…
С каждым днем число сообщений росло, и тревога начала охватывать весь мир.
Но только к исходу второй недели человечество смогло осознать масштабы события, которое быстро приобретало форму вселенской катастрофы.
За три недели США покинули один миллион триста двадцать одна тысяча выходцев из России. Причем журналистам удалось установить эпицентр события: небольшой город Великий Гусляр Вологодской области, где обитает менее двадцати тысяч человек и куда заявились из США около семисот бывших эмигрантов, родственников этих эмигрантов и внуков эмигрантов.
Радостно отреагировали на возвращение русских в Россию все газеты и телестудии России. Они подсчитывали, сколько программистов, инженеров, врачей и спортсменов примчались обратно на родину. Они брали интервью у трапа самолета у всемирно известных куртизанок, порнозвезд, певиц, кутюрье, кинорежиссеров-анималистов, альпинистов, политических деятелей и бандитов.
И что удивительно: каждый из них рассказывал одно и то же.
Якобы он проснулся среди ночи от неумолимого желания вернуться на родину, которой приходится переживать трудные времена.
Он не мог ни о чем другом думать. Он бросил все дела, машину и виллу в Майами-бич, не попрощался с директором студии или фирмы и встал в очередь за билетом в Россию.
Вскоре громадные пространства Соединенных Штатов обезлюдели.
В
А по истечении месяца поветрие перекинулось через океан и принялось безумствовать в Германии и Великобритании.
Мир охватила тревожная уверенность в том, что переманивание миллионов людей происходит по приказу из Кремля. Кремлю был объявлен бойкот, и самолеты в Москву перестали летать.
Тем временем ученые в США обнаружили в крови людей русского происхождения, которых удалось перехватить на границе, неизвестный вирус, и стало ясно, что эти люди больны. Они больны ностальгией. Они хотят домой.
Государства мира обменивались с Кремлем грозными нотами, но при том следует признать, что Москва была растеряна не менее, чем Вашингтон. Ведь одно дело стенать по поводу утечки умов и тел, но совсем другое — получить их обратно в большом избытке. Ведь всех надо кормить и трудоустраивать.
А где найдешь на всех институты, заводы и ночные клубы?
Эта правдивая и жуткая история идет к своему банальному завершению. И чтобы понять, почему конец ее будет банальным, следует вспомнить повесть известного советского писателя Михаила Булгакова «Роковые яйца». Вы ее еще не читали? Там по ошибке из яиц выводятся гигантские пресмыкающиеся, и ничто не может остановить их продвижение к Москве. Читатель живет в напряжении: какой же выход отыщет писатель Булгаков. А он говорит: тут на Москву навалился мороз, очень ранний в том году, и все рептилии и прочие гады на подползе к Москве замерзли.
Правда, потом Булгаков сам признавал, что финал повести неудачен. Но слово было сказано.
И если вы ожидаете какого-то парадоксального решения, веселой или трагической авторской находки, я должен предупредить: вы ее не дождетесь.
В жизни все бывает проще.
В тот самый день, когда нашествие единоплеменников на Россию было в полном разгаре, профессор Минц стоял в хвосте длинной очереди за молоком. Ведь магазины Гусляра, как вы сами понимаете, не справлялись, и в городе начались случаи нападения на огороды, хотя до дистрофии дело пока не дошло.
Минц в те дни, не обращая внимания на прибавление числа жителей в городе, занимался уже другой, вполне специальной математической проблемой, когда к нему, протиснувшись по улице, наполненной народом, приблизился Миша Стендаль.
— Лев Христофорович, — сказал он. — Народ в ужасе. Из Москвы идут факсы. Что будем делать?
— Я сделал все, что положено сделать патриоту, — отрезал Минц.
— Потерянные соотечественники возвратились. Теперь дайте им смысл новой жизни, а то уедут.
— Как так уедут? — всполошился Стендаль. — Я ведь завтра в кино иду с Алиной.
— А этот боксер?
— Алина подает на развод, чтоб соединить свою судьбу с моей, — сообщил Миша. — Она уже провела последнюю ночь у моего небольшого телескопа.
— Ничего не выйдет, — сказал Минц. — Разве вы не знаете, что жизненный цикл у всей колонии популяции вируса — сорок дней. А потом ощ исчезает. Полностью.
— И что же?
— А то, что у тебя четыре дня, чтобы завоевать сердце твоей Алины!