Журнал «Если», 2002 № 08
Шрифт:
И Тереза тревожилась за него.
В смутной полутьме она повернулась, чтобы взглянуть на свою маленькую тумбочку, на две импровизированные вазы — обычные стаканы, в которых стояли по отдельности два неувядающих букета, которые более недели назад подарили ей Эдуард и Дарагон.
Девушка вспомнила, как они оба подошли к ней, сияя гордостью. Они кинулись к ней, стараясь опередить друг друга, чтобы первым вручить многокрасочное изобилие декоративных цветов, несравненно более прекрасных, чем те растеньица, за которыми она ухаживала в монастырском саду-огороде.
—
— Только не говори Мягкой Скале, — настойчиво попросил Дарагон.
Она взяла цветы, вдохнула экзотический аромат. Друзья стояли в боковом коридоре возле открытого окна, выходившего во внутренний двор между замшелыми кирпичными стенами. Гарт перед этим гулял с Терезой, полный внутреннего смятения, его одежда и волосы пахли свежей краской. А теперь он просто смотрел, довольный тем, что видит свою подругу счастливой.
— Мы думали, они тебе понравятся, — сказал Дарагон, и Тереза постаралась принять у него цветы с тем же восторгом, как и у Эдуарда. — Собственно, нам не следовало…
— Мы хотели, чтобы ты улыбнулась, Тереза, — перебил Эдуард. — И значение имеет только это.
От радости она обняла обоих и села на скамью под окном. Она слышала, как снаружи монахи и дети пололи, окучивали, готовили грядки под новые овощи.
Эдуард в веселом возбуждении болтал об их приключениях на улицах, а Дарагон делился своими впечатлениями. Он все еще не оправился после шока от взрыва и гибели машины, свидетелями которой они оказались.
— Не знаю, остался ли жив человек внутри, — сказал Дарагон. — Он был как будто тяжело ранен.
— И, по-моему, мы видели фантома, — снова перебил Эдуард, гордо задрав подбородок. — Когда я выйду отсюда, то начну перепрыгивать из тела в тело, меняя их одно за другим, и проживу пятьсот лет.
Тереза нахмурилась.
— Ты хочешь стать фантомом, чтобы добавлять годы к своему возрасту? В жизни должна быть более высокая цель, ты не согласен?
Хотя они были самыми близкими ее друзьями, Тереза чувствовала себя не совсем такой, как они. Это она вглядывалась в небо и смотрела на облака, это она пыталась постичь непостижимое. «Что происходит после смерти? Зачем мы здесь? Имеет ли значение то, что мы делаем? Куда мы идем?»
Теперь она сказала осторожно:
— Каждый год, который ты прибавишь к собственной жизни, Эдуард, ты должен отнять от жизни кого-то другого. Об этом ты подумал?
Дарагон серьезно кивнул, но Тереза подозревала, что кивнул он только по привычке во всем с ней соглашаться. Она часто брала его под свое крыло, потому что он не перебивал ее сложные и сбивчивые рассуждения на темы духа и тела, а Гарта и Эдуарда ее умствования не интересовали, им не хватало терпения долго выслушивать подругу. Дарагон просто смотрел ей в рот, но и он ничего не понимал.
— Сомневаюсь, что продление жизни на столетия поможет мне обрести свет, который я ищу.
Эдуард поморщился.
— Теперь ты говоришь, совсем как Мягкая Скала.
Гарт выглянул
— Фантомы… Интересная перспектива, — сказал он бесстрастным, чуть унылым голосом. Очень многие новые идеи казались ему интересными. — Но поскольку никто из нас еще не достиг возраста, необходимого для перепрыга, зачем беспокоиться о том, сколько столетий ты сможешь этим заниматься.
Эдуард расстроился из-за того, что самые близкие его друзья оказались глухи к очевидным возможностям и интереснейшим задачам.
— Нужного возраста мы достигнем уже скоро. И тогда это будет иметь большое значение.
…И вот теперь ночью, в общей спальне Тереза приподнялась, широко открыв глаза. В смутной тьме она различила спящих Гарта и Эдуарда, затерянных в собственных снах, собственных мирах.
Она позавидовала им обоим. Самой ей удастся заснуть еще нескоро…
Утро следующего дня. Мягкая Скала стояла прямо перед внутренней стороной парадной двери монастыря, преграждая им выход. Она сурово прислонилась плечом к косяку, глядя на Эдуарда, Гарта, Терезу и Дарагона. Сквозь узкую фрамугу просачивалось мало света, и вестибюль был погружен в полумрак.
Эдуарду было не по себе, и все-таки его интриговало, что могла задумать лысая монахиня. Никогда прежде Мягкая Скала так не поступала. На лицах Гарта и Терезы было написано такое же недоумение, а Дарагон, казалось, изнывал от мысли о том, что могло их ожидать.
— Вам всем не терпится познакомиться с городом поближе, вы гадаете, что может находиться дальше тех мест, которые мы вам показывали. — Ровные брови наставницы изогнулись, но в ее голосе слышались нотки, далекие от теплоты и понимания. — И в вашем возрасте, наверное, полезно получить… получить урок.
Эдуард судорожно сглотнул. Кажется, ей что-то известно…
— Мне нужно, чтобы вы исполнили одно мое поручение, — сказала она, поджимая тонкие сухие губы. — Я уверена, вы сумеете справиться с этим без сопровождающего… Ведь так, Эдуард?
— Ну, да… так, — сказал Эдуард, а его уши запылали. Гарт и Тереза переглянулись, потом посмотрели на него. Дарагон заморгал, словно надеясь, что ему удастся избежать какого-то страшного наказания.
— Я собираюсь дать вам несколько кредиток. Идите и купите цветы для всех монахов. Несколько букетов, чтобы мы могли украсить монастырь. Я думаю, вы знаете, куда идти, ведь так?
У Эдуарда свело живот, но он знал, что солгать в глаза старухе никак нельзя.
— Это просто.
— Возьми Гарта с Терезой и вместе найдите продавца самых красивых цветов. Собственно, вам, пожалуй, следует уплатить ему побольше за то, что вы купите сегодня. Это ведь справедливо? — Голос у нее был жестким, неумолимым. Конечно, она знала! Каким-то образом она совершенно точно знала, что они с Дарагоном сделали.
— Это будет… справедливо, — сказал он ровным голосом. Украсть цветы его побудило благороднейшее из намерений. Тереза была так счастлива… а продавец даже ничего не заметил.