Журнал «Если», 2004 № 02
Шрифт:
— Мы не хотим его беспокоить, уверяю вас. Мы будем вести себя тихо и только посмотрим на него.
Матроны колебались.
— Идемте, — сказала одна из них. — Но только на цыпочках.
Песок на полу пещеры скрипел под подошвами идущих, и Матроны остерегали:
— Тише, тише!
У входа в пещеру стояли еще две Матроны. И еще две находились в самой пещере. В слабом свете было видно, что они качают огромное «яйцо», концы которого покоятся на аппарате, позволяющем «яйцу» двигаться из стороны в сторону и вращаться.
— Так вот в чем дело, — воскликнул Капитан.
—
— Это — Великая Матка, Мать, — прошептал Теофилус.
— Тсс!
Лео Сесслер прикоснулся к «яйцу». Оно было серым и волокнистым. На нем имелась горизонтальная щель — видимо, его створки могли открываться.
Матроны улыбались и показывали гостям на человека внутри «яйца». Он лежал, свернувшись калачиком, прижав подбородок к коленям, обхватив ноги руками и улыбаясь во сне. Внутренность «яйца» была влажной, теплой и мягкой.
— Мориц! — вполголоса позвал Капитан.
Матроны в ужасе вскинули руки. Карита Дульче пошевелился, не просыпаясь, и захныкал. Одна из Матрон указала на выход: это был приказ.
Вечером их принимал у себя Теофилус. Вместо водопада здесь звучал клавесин.
— Несколько месяцев назад было еще хуже, — поведал сеньор Вантедур. — Тогда Теофилус увлекался древней китайской музыкой.
Стол был из хрусталя, с ножками из черного дерева и прожилками из золота. На золоченых мозаиках пола ни один узор не повторялся дважды. Дама и Единорог взирали с ковров на гостей.
Члены экипажа чувствовали себя не в своей тарелке. Они то и дело смущенно хихикали, толкали друг друга локтями и острили. Перед каждым на столе кроме тарелки было по четыре вилки, по четыре ножа и по три бокала. Слуги в белой одежде подавали блюда, а за спиной Теофилуса стоял мажордом.
Лео Сесслер вспоминал человека-зародыша, сжавшегося в комочек в слизистой и теплой матке-колыбели, и спрашивал себя, не отобьет ли у него аппетит это воспоминание. Однако когда на передвижном столике в зал доставили скульптуры животных изо льда, и одна из них стала освещаться изнутри голубым пламенем, он обнаружил, что съел уже все предложенные блюда и не прочь отведать засахаренные фрукты и мороженое.
Капитан вполголоса беседовал с Теофилусом.
Маэстро Астроном объявил, что прочтет гостям вступление к своему меморандуму о созвездии Молока Афродиты.
Входя в дом, они видели издали Пеонию. Теофилус поприветствовал ее, но не пригласил присоединиться к ним. Лео Сесслер хотел бы посмотреть на это существо вблизи и поговорить с ним.
На середине стола стояли розы желто-красного цвета в крапинку.
— Но ведь за ними нужен присмотр! По крайней мере — за Морицем! — говорил Капитан.
— Зачем? — спросил Теофилус.
— Он нездоров… то есть ненормален!
— А вы нормальны, Капитан?
— Я не выхожу за рамки общепринятого поведения.
— Давайте рассмотрим эту проблему под следующим углом зрения, — предложил сеньор Вантедур. — Вы говорите — психиатрическое лечение? Да, действительно, мы могли бы… э-э… найти психиатра для Морица. Но это заставило бы его страдать на протяжении многих лет, а ради чего? С помощью фиолетового пятна, как и все мы, выздоровев и вылечившись, он начал бы вновь взывать
— «Счастье»! Сидеть взаперти и лизать стены своей тюрьмы — это, по-вашему, счастье? Упиваться всеобщим одобрением, а потом гнить в подвале, где тебя пытают и раскаленным железом прижигают промежность — это счастье? Жить в вечном пьяном бреду — это счастье?!
— Да, Капитан, это тоже может быть счастьем. Какая разница, находишься ты в искусственной матке или сидишь на берегу реки с удочкой? За исключением того, что пойманную рыбу можно зажарить и съесть и что дышать свежим воздухом полезно для здоровья. Я имею в виду, что речь идет об одном и том же способе самоудовлетворения, об одном и том же источнике удовольствия. И это такое же законное средство, как и любое другое. Все зависит от индивида, который стремится к счастью. Банковские клерки и могильщики, если вы позволите мне процитировать Леванууса, возможно, предпочли бы рыбную ловлю спячке в искусственной матке. Но это на Земле, а как бы они повели себя на Салари-II?
На столе уже не было ни сфинксов, ни лебедей. Лео Сесслер разрезал засахаренный апельсин и обнаружил внутри начинку из вишен. В свою очередь, вишни были начинены мякотью апельсина.
— Вот именно, Капитан, вот именно, — приговаривал сеньор Вантедур. — Матка-колыбель, пьянство, самобичевание — все это явления одного и того же порядка.
Маэстро Астроном откашлялся и поднялся на ноги.
— Сейчас вы услышите нечто весьма интересное, — сказал Теофилус.
Слуги поставили перед каждым гостем кофейные чашки из хрусталя. В прозрачных шарах начал сгущаться и темнеть водяной пар.
— Вступление к меморандуму о созвездии Молока Афродиты! — провозгласил маэстро Астроном.
Ночью в замке сеньор сам прошел по галереям и спустился по лестницам к комнате доктора Лео Сесслера. На руках он нес Бонифация Соломейского, а за ним по пятам следовал Тук-о-Тут.
— Добрый вечер, доктор Сесслер. Я осмелился нанести вам визит.
Лео Сесслер впустил гостя в комнату.
— И еще я распорядился, чтобы нам принесли кофе и коньяк.
— Что ж, это было бы кстати. Послушайте, у меня уже не будет времени осмотреть ваши кофейные плантации и виноградники.
— Именно об этом я и хотел поговорить.
— Я хочу сказать, что завтра мы улетаем.
— Да-да.
Принесли кофе. Тук-о-Тут закрыл дверь и уселся на пол в коридоре.
— А почему бы вам не остаться, Сесслер?
— Вы полагаете, я об этом еще не задумывался?