Журнал «Если», 2004 № 02

Лукьяненко Сергей Васильевич

— Мы жили, постоянно путешествуя из корабля в пустыню и обратно, питаясь остатками сухого пайка в течение нескольких дней — трудно сказать, сколько их прошло, — продолжал сеньор Вантедур. — Все приборы были разбиты, и запас воды заканчивался. Кестеррен стал понемногу приходить в себя, но мы уже не могли его больше таскать. Нога Сильдора раздулась и стала твердой, как деревяшка, а мои руки были сплошным мясом без кожи. Мориц целыми днями сидел неподвижно, уткнувшись лицом в колени и обняв ноги руками. Время от времени он, не стесняясь нас, рыдал… Я решил убить их, понимаете? Расстрелять их из корабля, а потом пустить пулю себе в лоб. Мы не могли отправиться на поиски

воды. Даже если бы мы нашли ее, — он сделал паузу, прислушиваясь к далекому шуму падения бесконечных и невозможных в этом мире водяных струй, — у нас все равно не оставалось шансов выжить. Когда-нибудь здесь должна была высадиться вторая экспедиция — например, вы, и тогда они нашли бы останки корабля и пять скелетов с пулями в черепах. — Он улыбнулся. — Я до сих пор очень метко стреляю.

— Капитан Тардон… — начал было Саван.

— Прошу вас называть меня сеньор Вантедур. Или просто — Вантедур.

— Но вы же капитан Тардон?

— Теперь уже нет.

Капитан корабля «Нини Пауме-1» заворочался в своем кресле и сообщил: он, как и Саван, считает, что Тардон не мог перестать существовать в своем прежнем качестве в действительности. Вопрос Савана так и не успел прозвучать, потому что в разговор мягко вмешался Теофилус:

— Объясните им, Вантедур, как мы нашли фиолетовые пятна.

— Объясните нам лучше, откуда взялось все это, — сказал Капитан и обвел жестом Большой зал, трубадуров, каменные камины, слуг, одетых в синие камзолы, карликов, Лестницу Славы, Тук-о-Тута возле дверей Оружейной комнаты, увешанного ожерельями, с ятаганом на поясе и туфлями на ногах; накрашенные женские лица под высокими белыми шляпами, которые виднелись на внутренних балконах.

— В этом-то все и дело, — сказал сеньор Вантедур.

— Скажите им, что мы — боги, — подсказал ему Теофилус.

— Да, мы боги.

— Вы шутите?

Убиваю время тем, что брожу вокруг разбитого корабля. Сильдор присоединяется ко мне, только он ходит в противоположном направлении, и мы с ним медленно описываем круги. Как и с самого начала нашего пребывания на этой планете, мы стараемся не наступать на два больших пятна фиолетового цвета. У пятен расплывчатые края и кажется, что они трепещут и двигаются. Может быть, они живые, а может быть, таят в себе смертельную опасность. Мы не испытываем любопытства к ним, поскольку выжить они нам не помогают, а смерти мы уже не боимся.

— Я уже не хочу есть, капитан.

— Заткнись, Сильдор. У нас ведь еще есть еда.

— Неправда.

Мне кажется, что я его сейчас ударю, но он смеется. Я делаю несколько шагов к нему, и он пятится, не глядя под ноги.

— Я не хотел оскорбить вас, капитан, — говорит он. — Я собирался объяснить, что не хочу есть, но отдал бы все на свете за одну сигарету.

— Откуда я возьму тебе сигарету? — ору я.

Сильдор глядит на меня с удивлением, а потом отводит взгляд в сторону.

— Послушайте, капитан Тардон, у меня нет сигарет. И я всего лишь сказал, что хочу сигарету…

Я прыгаю на него так, словно хочу убить, хватаю за запястье и поднимаю его руку на уровень наших глаз.

В его кулаке зажаты две сигареты.

— Единственное возможное объяснение заключалось в том, что мы оба сошли с ума, — продолжал сеньор Вантедур.

И Вселенная мягкой и липкой тяжестью обрушилась на меня. Откуда-то издалека доносятся голоса Сильдора и Леваля, зовущих меня будто в мегафон. Я знаю, что мы потеряли рассудок. У меня звенит в ушах, и я мечтаю о глотке воды. Меня хлопают по щекам и помогают сесть. Кестеррен спрашивает, что происходит. Я хочу понять, действительно ли это сигареты. Мы трогаем и нюхаем их. Наконец мы выкуриваем

одну на троих, и у нас остается еще одна сигарета. Мы решаем предположить хотя бы на секунду, что не сошли с ума, и провести эксперимент.

— Я хочу сигарету, — говорит Леваль и смотрит на свои руки, но они остаются пустыми.

Тогда он повторяет эти слова, не глядя на руки. Мы пытаемся вспомнить свои слова, жесты и интонации в тот момент, когда на свет появилась первая сигарета. Сильдор становится передо мной и говорит: «Я не хотел оскорбить вас. Я собирался объяснить, что не хочу есть, но отдал бы все на свете за одну сигарету».

Однако ничего не происходит. Я смеюсь — впервые после того, как «Спящий Свет-3» начал падать со слишком большой скоростью, войдя в атмосферу.

— А я хочу, — говорю я, — холодильник с запасом продуктов на десять дней. Летний домик на берегу озера. Пальто с меховым воротником. Автомобиль «Сениор-де-Люкс». Сиамского кота. Пять горнов.

Леваль и Сильдор тоже смеются, но одна сигарета у нас все-таки есть.

Мы плохо спим. Становится холоднее, чем в предыдущие ночи, и если Мориц уже почти ничего не говорит и совсем не двигается, то Кестеррен, наоборот, не перестает жаловаться.

На следующее утро, задолго до завтрака (если нашу еду можно назвать завтраком), я встал раньше всех и отправился к «Спящему Свету-3» за винтовкой. Когда я взглянул вниз, на палатку и на бесконечный серый мир, который начинали освещать лучи двух солнц, и на фиолетовые пятна, которые были похожи на воду, на живуюводу, то подумал, что мне все-таки жаль терять все это. Меня не пугала смерть: я не думал о ней. Еще в детстве, когда я впервые испытал приступ ужаса перед неизбежным концом, я догадался, что такие вещи надо либо воспринимать спокойно, либо они возьмут над тобой верх. Однако я вспомнил о сигарете и вновь спустился вниз. Я выкурил ее, дрожа от холода на утреннем ветру. Дым был голубовато-фиолетовым, почти того же цвета, что и пятна на поверхности Салари-П. Поскольку я собирался умереть в этот день, то отправился к одному из пятен, встал на него и убедился, что ничего не чувствую. Я сказал: «Хочу электрическую бритву» — и действительно очень захотел иметь ее. Я не вообразил себя бреющимся. Я вообразил, будто сам стал электрической бритвой. Я обжег себе пальцы окурком и закричал от боли. А в следующий момент в моей руке оказалась электрическая бритва.

Карлики играли в кости рядом с камином. Трубадуры и жонглеры подбадривали их. Акробат перепрыгивал через игроков, и пламя от горящих поленьев освещало его лицо. Играли клавесины. Слуги глазели на артистов и смеялись.

— Как и смерть, — сказал сеньор Вантедур, — это следовало принять за факт. И пусть мы сошли с ума, но если были способны курить плоды нашего безумия, бриться ими, набивать ими желудок, то воспринять их как реально существующие вещи было не только удобно, но и необходимо. Я разбудил Сильдора, и мы с ним встали на фиолетовые пятна. Каждый — на свое пятно. Мы попросили реку с чистой, пригодной для питья водой, с рыбой и песчаным дном, в десяти метрах от того места, где мы находились, — и получили ее. Мы попросили деревья, дом, еду, автомобиль «Сениор-де-Люкс» и пять горнов…

Земляне остались ночевать в замке сеньора Вантедура. Теофилус вернулся на остров. Бонифаций Соломейский и Тук-о-Тут исчезли вслед за своим хозяином.

Ночью Лео Сесслер поднялся с кровати, под шум далекого водопада прошел по коридорам, освещаемым смоляными факелами, и поднялся по лестнице к двери, перед которой спал Тук-о-Тут.

— Я хочу видеть твоего хозяина, — сказал Сесслер, толкнув великана ногой.

Негр вскочил и оскалил зубы, положив руку на рукоять ятагана.