Журнал «Если», 2005 № 03
Шрифт:
— И где же ты ее возьмешь?
Валентин перестал расхаживать по комнате, уселся в кресло, закурил, пустил дым к потолку и спросил:
— Что ты помнишь про 1980 год?
— Про восьмидесятый? — переспросил я. — Ну, Высоцкий умер… Леннона убили… еще Олимпиада в Москве была…
— Вот! А помнишь, как в народе по поводу этой Олимпиады шутили? Забыл? Говорили так: назначенный на восьмидесятый год коммунизм в последний момент был заменен Олимпийскими играми. Цитирую слова Хрущева, сказанные им на XXII съезде КПСС, — он поднял с пола тоненькую брошюрку, полистал и стал читать вслух: «Пройдут годы, минуют столетия,
Честно говоря, Валькина идея меня не вдохновила. По этому поводу у меня были определенные опасения, которые я не преминул ему высказать:
— Слушай, а если там что-то вроде военного коммунизма — был же такой в двадцатые годы. Ну, там, талоны всякие, карточки, а у нас ничего этого нет.
— Нет, ты все-таки редкая балда! — раскипятился Валька. — Пойми, на самом деле коммунизм никто не строил, он существовал лишь в мечтах, а в мечтах может быть построено только идеальное общество. Ну откуда в идеальном обществе карточки? Короче, предлагаю так: сейчас по-быстренькому выпиваем за твой приезд — и вперед! Беги в магазин.
Но я по-прежнему не решался: появляться в коммунизме пьяным не хотелось. Я отрицательно помотал головой, но Валентин понял это по-своему:
— Вот это правильно! Действительно, чего зря деньги тратить? Прибываем на место и там берем все задаром!
Ну как устоять перед таким напором? Я согласился, обрадованный Валька бросился к аппарату РНВ и стал быстро что-то набирать на клавиатуре, напевая «Марш коммунистических бригад»:
— Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути!
Затем он снова уселся в кресло и сказал:
— Придется подождать, все-таки нагреватель маломощный, надо было посильнее поставить.
— Валька, — выразил я свое очередное опасение, — а что если сразу по прибытии нас там в КГБ?…
— Ерунда, — отмахнулся он, — ну, в худшем случае посидим пару часиков в подвале. Расстрелять нас за это время не расстреляют — не тридцатые годы, — ну, если вот только допросят с пристрастием…
— Вот спасибо! — возмутился я. — Я что, для этого к тебе в гости приехал?
— Да не переживай ты! Я же сказал: это в худшем случае. Может быть, все еще и обойдется.
— Твое «может быть» вселяет определенный оптимизм, — со вздохом заметил я. — Ладно, чего уж теперь. Может, хоть записочку на всякий случай оставим: «Если не вернемся, просим считать нас коммунистами»?
— Хорошая мысль! — сказал Валька и тут же принялся писать.
Пока мы с ним так болтали, в комнате определенно что-то менялось. Визуально, правда, ничего заметить было нельзя, и вроде бы состав воздуха оставался тем же, а вот внутри (или в душе?) нарастала какая-то незнакомая волна. Полный нехороших предчувствий, я ожидал, чем все
— Добро пожаловать в коммунизм!
Сгорая от любопытства и нетерпения, мы вышли из квартиры, спустились по лестнице и оказались на улице Москвы. В том, что мы в другой реальности, никаких сомнений не было: нигде ни одной «не нашей» рекламы, на многих домах красные флаги, по мостовой мчатся сплошь отечественные автомобили.
— Получилось! — радостно выдохнул Валька. — Старик, скажи, ну разве я не гений?
— Ох, Валька, — опасливо проговорил я, — не нравится мне что-то: посмотри, народу-то на улице почти совсем нет.
— Да брось ты! Люди на работе, с энтузиазмом продолжают достраивать светлое коммунистическое общество, — тут он ткнул меня кулаком в бок и показал рукой: — А вот и магазин! Давай зайдем, и сразу все станет ясно.
Мы прибавили шагу. По виду это был типичный магазин восьмидесятых годов из нашей реальности: с обсыпавшейся местами штукатуркой на фасаде, полуобвалившимися ступеньками небольшого крыльца, старой вывеской. Внутри магазин самообслуживания: длинные ряды лотков с продуктами и… И на этом сходство заканчивалось. Во-первых, в магазине было неправдоподобно мало народу: всего две старушки, которые придирчиво отбирали продукты, лежащие на полках, и складывали их в хозяйственные сумки. Во-вторых, нигде не было видно касс и продавцов, только в глубине стояла женщина в форменной одежде, которая, по-видимому, наблюдала за порядком в зале. В-третьих…
— Смотри, — возбужденно прошептал Валентин, — нигде ни одного ценника. Точно, коммунизм! Ладно, торопиться не будем, давай сначала за бабулей понаблюдаем.
Долго наблюдать не пришлось. Бабуля, набрав продуктов, пошла прямо к выходу из магазина и скрылась за дверью.
— Ух, ты! — сказал Валька. — Здорово! Пойдем посмотрим, чем здесь народ кормят и поят.
— Слушай, Валька, не нравится мне все это, — прошептал я. — Женщина, которая вон там стояла, смотрела на нас как-то подозрительно, а потом в подсобку ушла. Я и думаю: а вдруг звонить кому-то пошла? Давай двигать отсюда.
— Да перестань ты! — Валентин с интересом рассматривал прилавки. — Выбор, конечно, не ахти, но, в принципе, все есть.
— Знаешь, что мне покоя не дает? Врезалось мне в память одно слово из хрущевской цитаты. Там так сказано: «…К 1980 году в нашей стране будет в основном построено коммунистическое общество…».
Понимаешь: в основном. То есть не совсем. Сердцем чую: есть здесь какой-то подвох!
— Ага, и водочка вполне приличная! — Валька явно меня не слушал. — Знаешь, а зачем нам все это? Что мы, возьмем водки, закуски и пойдем пить в какой-то подъезд? Давай-ка лучше в какой-нибудь кафешке посидим. Раз здесь бесплатно, значит, и там тоже.
— Давай! — обрадовался я. Лишь бы быстрее уйти отсюда.
Мы направились к выходу, но в этот момент дверь открылась, и в магазин вошла уже знакомая нам женщина в форменной одежде в сопровождении милиционера-сержанта.
— Вот эти! — сказала она.
— Попрошу документики, товарищи! — сказал милиционер.
Чтобы выиграть время, мы для виду пошарили в карманах.
— Вы знаете, — заискивающе сказал Валентин, — а мы их, оказывается, дома забыли.