Журнал «Если», 2006 № 05

Дяченко Марина и Сергей

Что тоже казалось логичным: осколки, убившие Забо и засевшие в стенах, сохранялись достаточно долго, чтобы сделать свое дело, а после распались.

— Но как же ее автомобиль? — спросила Старр. — Он был новенький, но все ломался и ломался, как…

— Знаю, как мой, — кивнул я. — Я об этом подумал. Но вспомни. Внутри машина была безупречно чистой.

Старр кивнула.

— Совпадения тоже иногда случаются, знаешь ли.

Когда мы возвращали ключ от квартиры Забо, домовладелец увлеченно смотрел

по телевизору мультики. Он попытался завести в дверях вежливую беседу, но было очевидно, что занимает его другое.

Мы вышли из дома, небо было пасмурным, и поднявшийся ветер раскачивал машину. По пути назад, к дому Старр, мы оба чувствовали себя подавленно. Разгадка гибели Забо льстила самолюбию, но отнюдь не радовала: нелепая, бессмысленная смерть. Всю дорогу Старр держала меня за руку.

— Зайдешь ненадолго? — спросила она, когда мы подъехали.

Мы успели пройти полпути до двери, когда хлынул дождь.

— Секунду, — сказал я и бросился назад закрыть окно со стороны водителя. И в тот момент, когда я уже запер машину и обернулся к Старр, раздался оглушительный грохот — точно гром грянул.

Ветер ударил в крону высохшей норвежской ели на соседском газоне, взвихрил парусами ее полные мертвых иголок ветви и сломал ствол, отчего огромное дерево рухнула на Старр.

Я был не настолько близко, чтобы успеть вовремя, но достаточно, чтобы увидеть ужас на лице женщины. Сердце у меня остановилось, когда она исчезла за метелью бурых иголок. Я не мог шевельнуться, не мог отвести глаз. Время словно бы остановилось, в голове моей было совершенно пусто. Я даже не мог осмыслить увиденное.

Старр стояла среди оседающего облака иголок, пыли и веточек. Словно большая часть дерева провалилась сквозь землю, почему-то совершенно не коснувшись моей подруги.

Я вернулся к жизни лишь тогда, когда она посмотрела на меня и плечи у нее затряслись. Мы обнимали друг друга, и оба плакали, и оба были засыпаны иголками и щепками.

Прошло добрых два часа, прежде чем из дома Старр убрались все пожарные, соседи, полицейские, санитары и репортеры. Последним ушел капитан пожарной команды.

— Проклятое гнилое дерево, — сказал он в дверях. — Вам чертовски повезло, мисс.

Как и все остальные, он предположил, что дерево упало рядом со Старр и разбилось в щепы. Какое еще тут возможно объяснение?

Мы вернулись на кухню, где я рухнул на стул, на котором сидел утром. Я чувствовал себя совершенно измотанным. Старр взяла мои руки в свои.

— Я так испугался, — сказал я. Мне нужно было это произнести. — Я испугался за тебя и на мгновение пришел в ужас оттого, что это я заставил упасть дерево. Но дело было не во мне.

— Знаю, — отозвалась Старр. Руки у нее были теплые, мне хотелось заплакать.

— Откуда ты можешь знать? Ведь именно этого я все время боюсь. Боюсь причинить кому-то вред. Боюсь причинить вред тебе.

— Наверное, ты

прав. Ты не можешь остановить эти взбрыки энтропии, как не можешь перестать дышать, — заключила она. — Но ведь раньше ты никому не причинял вреда, верно?

— Верно, — признал я, — но…

— Даже своей бывшей жене, — продолжала Старр, — которая, насколько я поняла, способна довести до белого каления папу Римского в день Пасхи. — Она покачала головой. — Я уже полгода твердила соседям, что дерево надо срубить. По ночам я иногда слышала, как оно скрипит на ветру. Рано или поздно оно бы на кого-нибудь упало.

Она встала.

— Пойдем наверх. Хочу тебе кое-что показать.

Ее спальня, как и все остальное в доме, была старомодной, но безупречно ухоженной. Усадив меня на латунную кровать, она принялась рыться в стопке виниловых пластинок возле дряхлого проигрывателя.

— Вот, — сказала она, вынимая наконец одну пластинку из конверта — «Биттлз». «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера».

Поставив пластинку на проигрыватель, она села рядом со мной.

— Сестра Одиль подарила мне этот альбом на мой тринадцатый день рождения. Два года я крутила его каждый день.

Я сидел в теплой уютной спальне и слушал старинную пластинку, голова Старр покоилась у меня на плече. Музыка заставила меня вспомнить собственную юность, и я погрузился в ностальгию по тем дням. Прошло некоторое время, прежде чем я сообразил, что винил слишком уж хорошо звучит. Лучше, чем новый.

— Где ты нашла пластинку в таком состоянии?

— Я же тебе говорила. Это та самая пластинка. Она у меня с семьдесят четвертого.

— Не может…

— Нет, может. — Выпрямившись, она посмотрела мне в глаза. — Ты не единственный обладаешь особым даром. Мой, наверное, можно назвать локализованным энтропийным реверсированием. С самого детства я пыталась понять, почему я такая…

Тут многое стало на свои места: окружающие Старр чудесные старые вещи, ее увлечение физикой, ее почти мгновенное понимание, что происходит со мной во время «несчастных случаев».

— Я не совсем честно с тобой поступила, — продолжала она. — Мне следовало намекнуть тебе раньше. Вот почему я подтолкнула тебя к разговору о несчастных случаях. Вот почему я уверена, что не ты обрушил дерево.

Старр снова прислонилась к моему плечу, и я ее обнял.

— И давно ты узнала?

— Еще раньше, чем научилась читать. — Ее дыхание теплом овеяло мою щеку. — Мне было так одиноко.

Это обернулось еще одним откровением в день, полный открытий, — не говоря уже о том, что моя подруга едва не погибла. Не слишком ли для одного человека?

Но сейчас, сидя рядом со Старр, я впервые за долгое, долгое время не боялся, что мир рухнет мне на голову.

Перевела с английского Анна КОМАРИНЕЦ

Джон Кессел

Это всё правда