Журнал «Если» 2010 № 2
Шрифт:
Мако с облегчением вздохнул. Ему нравилось сознавать, что он всегда прав.
— Видимо, так, Дамокл. Скажите, а эти периоды… циклы… они синхронны?
— Ну да, иначе и быть не могло.
— И полагаю, они длятся примерно одинаково?
— Если вы имеете в виду то, что у вас называется «временем», то да, это так. Это нормально. На Земле ведь есть животные, которые впадают в спячку?
— А вы хорошо информированы о нашем мире…
— То же самое происходит и с нами, — махнул он рукой.
Значит, двухполюсная мания
— Давайте поговорим о маниакальной стадии.
Упс, это было моей ошибкой. Но уже поздно пытаться ее исправить.
— Маниакальной стадии?
— Что происходит, когда вы выходите из депрессии?
— Ну, мы не называем это депрессией. Возможно, я подобрал неудачное слово…
— Но ведь вам бывает плохо?
— Да, в определенной мере.
— Значит, неудачное слово… И это происходит у вас со всеми?
— Разумеется. Но не у всех одинаково. Обычно бывает очень грустно, вокруг очень холодно, мир очень черный и угнетающий, и нас покидает желание жить. Многие уничтожают свои тела, а некоторые даже кончают с собой.
— А это не одно и то же?
— Нет, конечно. Это у вас только одно тело, а у нас — нет…
— Спросите его, Орлан, как они кончают с собой, — посоветовал генерал.
— И каким же образом вы расстаетесь с жизнью?
— По правде говоря, это сложно объяснить. Вы должны осознать ряд понятий… Знаете что? Давайте поговорим об этом попозже, хорошо?
— Я так и знал! — пробормотал Мако.
— Разумеется, нет проблем. Тогда скажите мне: что происходит, когда меняются условия?
— Представьте себе, у нас возникает колоссальное желание чем-нибудь заняться.
— Например, уничтожением других цивилизаций, — пробурчал Президент.
— Например?
— О, да чем угодно!
— И именно такое желание вы ощущаете сейчас?
— В какой-то мере.
— Что значит — «в какой-то мере»? Что, у вас все измеряется степенями?
— Более или менее да. Теперь мое сознание, если использовать ваше слово, меняется, я избавляюсь от грусти, от зимы. Вскоре у меня появится еще больше энергии.
— Дамокл, последние шесть дней вы почти не спали.
— Ну да, не спал. Мне же надо наверстать потерянное время! Когда от нас уходит печаль, мы перестаем спать. Наступает сплошной праздник, сексуальные оргии, завоевания, великие планы!
— Понятно. И, по-вашему, сколько времени вы будете чувствовать себя так?
— Так — это как?
В маниакальной стадии, кусок инопланетного дерьма! — подумал я, стараясь таким образом снять внутреннее напряжение и успокоиться.
— В готовности к великим делам и великим свершениям.
— К великим свершениям? Что ж, прекрасное определение! — воскликнул он, поднимаясь с гравитационного лежака. — Не знаю. Я не умею измерять время.
— Сядьте, пожалуйста. Постарайтесь все же прикинуть… Например, по сравнению со временем, которое уже истекло с начала нашей беседы.
Дамокл ненадолго задумался.
— Ну, скажем… в десять тысяч раз дольше.
— Либо они владеют методом мгновенного счета, либо в их теле спрятан какой-нибудь мощный калькулятор… как у нас, — предположил программист, который только что подключился к каналу виртсвязи.
— Это примерно равно одному месяцу.
— Вы правы. Одному месяцу, тридцати дням, семистам двадцати часам, более чем сорока трем тысячам минут.
— И вы имеете какое-то представление о том, что будете делать, когда полностью восстановите свои силы?
— Ну разумеется. Во-первых, я выйду отсюда. Я хочу посмотреть ваш мир!
— Вы думаете, что сможете выйти отсюда, Дамокл?
— Несомненно!
— Каким образом?
— Ну, мне наверняка придется сломать кое-что, — издал он серию кудахтающих звуков, словно подражая нашему смеху. — Вот такие мы. Я не стану спрашивать у вас разрешения, если вы это имели в виду.
— Понимаю. Сколько времени занимает перемещение от вашего мира до Земли?
— Земля — прекрасное название для вашей планеты. Сколько времени? М-м-м… что-то около шести или семи… Дайте мне подумать, я не очень хорошо ориентируюсь во времени… Да, примерно шесть месяцев, то есть около двухсот шестидесяти тысяч минут.
— Почему вы все измеряете в минутах?
Пришелец вновь засмеялся.
— На самом деле, — признался он, — для нас имеют значение лишь две временные вещи: зима и лето, понимаете? Летом (то есть в маниакальной фазе, подумал я) мы не замечаем времени. Его для нас просто не существует! А зимой мы слишком скверно чувствуем себя, чтобы обращать внимание на время.
— Но при чем здесь все-таки минуты?
— Потому что это имеет смысл для меня.
— Какой?
— Такой, — ответил он, указывая на старинные часы, которые Галимар в очередном приступе ностальгии по древнему миру повесил на стену по другую сторону толстой прозрачной перегородки. — Когда быстрая стрелка завершает цикл — это одна минута.
— Откуда вы знаете?
— Прочитал в энциклопедии. Мы не знали, что вы так зависите от этих инструментов. Весьма любопытно. Это был большой пробел в нашем знании земных языков. Время тут, время там, часы, минуты, секунды… что за навязчивая идея! Мой народ будет счастлив услышать мои рассказы, когда я вернусь.
— И вы рассчитываете пробить эти стены без помощи каких-либо инструментов?
— Я сделаю это, Орлан, не беспокойтесь!
Казалось, он водит меня за нос, но, к сожалению, дело было в другом. Инопланетянин приближался к маниакальной стадии семимильными шагами.