Журнал Наш Современник 2001 #2
Шрифт:
больше, чем обо всех остальных военных руководителях восстания вместе взятых. И недаром, видимо, следователи ОГПУ долгое время считали Харлампия Ермакова руководителем Вешенского восстания, хотя сам Ермаков доказывал упорно, что это не так.
Практически из всех командиров повстанческих дивизий, полков и бригад — “офицеров из народа”, как их характеризовал П. Кудинов, из всех руководителей Вешенского восстания кто мог обладать обобщенной, стратегической информацией о восстании и сообщить ее автору романа
Тихий Дон”? После 1919 года в реальности оставался один Харлампий Ермаков. Остальные или погибли в огне гражданской войны и подвалах ОГПУ, или (немногие) ушли в эмиграцию.
Чтобы показать предметно, что именно свидетельства Харлампия Ермакова и частично личные впечатления “отрока” Шолохова могли лечь в основу фактографии глав, посвященных Вешенскому восстанию, обратимся к тексту романа в соотнесении с материалами “Дела” Ермакова.
С. Н. Семанов в своей книге “Тихий Дон” — литература и история” замечает, будто “в “Тихом Доне” ни прямо, ни косвенно не приводится дата начала вешенского мятежа, но по роду (опечатка, видимо — по ряду. — Ф. К.) обстоятельств можно установить, что действие происходит до начала марта”. Но в романе указана точная дата начала мятежа, совпадающая с той реальной датой начала Вешенского мятежа, которую установили впоследствии историки.
XXVII глава 6-й части “Тихого Дона” начинается так: “25 февраля, на второй день после приезда с Сингина, Кошевой направился в Вешенскую узнать, когда будет собрание комячейки” (3 — 4, 128). Приехав в Вешенскую, он “стал на квартиру”, а наутро, придя в ревком, узнал, что в округе неспокойно: в Казанской шел бой, в Еланской “что-то нехорошо”. И в Вешенской вдруг послышались выстрелы где-то за станицей. “Мишка побелел, выронил папиросу.
Все бывшие в доме кинулись во двор. Выстрелы гремели уже полнозвучно и веско. Возраставшую пачечную стрельбу задавил залп, завизжали пули, заклацали, врезаясь в обшивку сараев, в ворота переворот вступал в права” (3 — 4, 129).
Такова точная дата начала восстания, данная в “Тихом Доне”: с 25 на 26 февраля (по старому стилю).
Мы имеем сведения о начале мятежа из, можно сказать, первоисточника — “исторического очерка” Павла Кудинова “Восстание верхнедонцев в 1919 году”. Правда, писал он свои воспоминания в значительной степени по памяти, десять лет спустя, но тем не менее они точны: “Казаки хутора Шумилина (Казанск[ой] ст[аницы]), зорко наблюдая за передвижениями частей красного пополнения, в ночь под 26 февраля 1919 г. напали на спящий карательный отряд, расположенный в том же хуторе. Комиссары были уничтожены. Истребив отряд грабителей в хуторе Шумилине, доблестные шумилинцы с присоединившимися казаками ближайших хуторов в конном строю помчались в станицу Казанскую, уничтожая по пути красных. В попутных же хуторах призывали казаков присоединиться, и все, кто мог, седлали коней и спешили к родной станице. Около пяти часов ночи под вой зимней вьюги конные повстанцы под командою подхорунжих и урядников окружили станицу Казанскую. Разбившись на группы
в 12 верстах от Казанской, захватывая сторожевые пункты наблюдателей”.
Наконец в ночь под 27 февраля конная сотня под командой подхорунжего Емельяна Ермакова (брата Харлампия) выступила на Вешенскую, а утром 29 февраля, сообщает П. Кудинов, 1-я решетовская конная сотня в составе 170 человек под командой подхорунжего Ломакина заняла станицу Еланскую. В ночь на 1 марта отряд хорунжего Харлампия Ермакова выступал на станицу Каргинскую (захватив во время этого рейда красного
командира Лихачева).
Так, по данным Павла Кудинова, разворачивались события в первые дни Вешенского восстания. И эта последовательность
Позже “восстали еланские и вешенские с энтой стороны. Фомин и вся власть из Вешек убегли на Токин. Кубыть (раньше. — Ф. К.) восстала Казанская, Шумилинская, Мигулинская… В Еланской первым поднялся Красноярский хутор…” (3-4, 1
32-139). воспоминания П. Кудинова, восстание в Еланской началось после Шумилина, Казанской, Мигулинской и Вешенской. Этого не знал штаб Южной армии, поскольку не имел проверенных информаторов. Но это знал Шолохов.
Фактически “Тихий Дон” был не только художественной эпопеей жизни донского казачества, но и первой документальной историей Вешенского восстания.
Откуда же автор романа мог получить настолько точную информацию о начале и ходе восстания? Ведь когда он писал третью книгу “Тихого Дона”, исторический очерк Павла Кудинова еще не был опубликован, а исследования историков еще не начинались.
Обратимся к “расстрельному” “делу” Харлампия Ермакова. Доказывая следователю, что он не был организатором восстания, в своем заявлении председателю Донского областного суда от 4/VI 1924 г. (т. е. когда он был освобожден под поручительство, но находился еще под следствием) он пишет: “Я, Ермаков Харлампий Васильевич восстание не организовывал и не руководил им… принять на себя дело организатора… я при всем желании не могу, ибо сама организация началась со станицы Казанской и Мигулинской Дон[ского] окр[уга] , в то время как я находился в Базках Вешенской вол [ости] на расстоянии 50 верст”.
Ранее в своих показаниях 24 мая 1923 года Харлампий Ермаков говорил: “В 1919 году в феврале месяце в станицах Казанской, Мигулинской, Вешенской, Еланской было восстание против Соввласти”. Эта информация Харлампия Ермакова подтверждается в “деле” и свидетельскими показаниями. Так, казак Каргинской станицы Богачев на допросе показывает: “Кем было организовано восстание, я не знаю, т. к. восстание организовывалось не в Каргинской, а в Казанской станице”.
Кто же они — организаторы и руководители Вешенского восстания? Люди эти названы в романе “Тихий Дон” с документальной точностью, что подтверждает очерк П. Кудинова и современные исследования историков.
“Вешенская — как окружная — станица стала центром восстания, — говорится в романе. — После долгих споров и толков решили сохранить прежнюю структуру власти. В состав окружного исполкома выбрали наиболее уважаемых казаков, преимущественно молодых. Председателем посадили военного чиновника артиллерийского ведомства Данилова. Были образованы в станицах и хуто-рах советы, и, как ни странно, осталось в обиходе даже некогда ругательное слово
“товарищ”. Был кинут и демагогический лозунг: “За советскую власть, но против коммуны, расстрелов и грабежей”. Поэтому-то на папахах повстанцев вместо одной нашивки или перевязки — белой — появилось две: белая накрест красной.
Суярова на должности командующего объединенными повстанческими силами сменил молодой — двадцатичетырехлетний — хорунжий Кудинов Павел, георгиевский кавалер всех четырех степеней, краснобай и умница…… Начальником штаба выбрали подъесаула Сафонова Илью, и выбрали лишь потому, что парень был трусоват, но на руку писуч, шибко грамотен. Про него так и сказали на съезде:
— Сафонова в штаб сажайте. В строю он негож…” (3 — 4, 142).
Возникает все тот же вопрос: откуда автор “Тихого Дона” мог получить всю эту уникальную, документальную информацию — об организации и подготовке восстания, о его руководителях? Ответ и на этот вопрос в “расстрельном” “деле” Харлампия Ермакова.