Журнал Наш Современник 2007 #5

Журнал Наш Современник

Последнюю фразу стоит запомнить для дальнейшего разговора. Но ещё значительнее в этом контексте другая: “Я всегда ненавидела жён великих людей”. Отсюда плохо скрываемая ненависть к Наталье Николаевне Гончаровой в сугубо “исследовательской” работе “Гибель Пушкина”, где Ахматова ничтоже сумняшеся утверждает, что “Н. Н. Пушкина… была задумана как передатчица Пушкину неудачи его политики… Осуществить это Геккерн мог только при беспамятной влюблённости Натальи Николаевны в его приёмного сына… В неё (любовь Дантеса.
– С. К.) верила только Наталья Николаевна, и этого, как ни удивительно, было достаточно, чтоб потомки получили эту легенду во всей неприкосновенности…” Цитировать дальше едва ли стоит - все эти

умозаключения давно опровергнуты серьёзными исследователями (достаточно назвать работы Н. Н. Скатова). Но самое интересное, что, предваряя все эти сентенции, в коротеньком предисловии 1958 года Ахматова пишет: “Как ни странно, я принадлежу к тем пушкинистам, которые считают, что тема семейной трагедии Пушкина не должна обсуждаться” и что она обращается к ней лишь для того, чтобы уничтожить “грубую и злую неправду”. Уничтожая одну неправду, Ахматова искусно сплетает другую, ибо трагедия Пушкина ни в коей мере не была “семейной”. А в 1952 году в разговоре с Чуковской она оживлённо обсуждает сюжеты своей будущей работы и даже упоминает, ссылаясь на непроверенные данные, что Наталья Николаевна виделась с Дантесом, уже сделавшись Ланской.

“- Конечно, она в ту пору была уже старая толстая бабища, так что никакие зефиры и амуры тут ни при чём. Ей просто захотелось дружески побеседовать с человеком, который убил её мужа и оставил сиротами её четверых детей”.

Печатный текст, конечно, не в состоянии передать звука голоса и интонации говорящего, но невозможно не услышать в этой фразе злорадной ненависти. В контексте подобного отношения к Наталье Гончаровой, Анне Сниткиной, Софье Толстой (а соображения о Гончаровой вошли в “научную работу”) чего уж было так переживать по поводу услышанного о себе самой?

“22 мая 62.

…- Самарин заявлял уже, что я жила с Николаем II. Да, да, правда. И даже что он располагает документальными доказательствами! Хотела бы я взглянуть на эти доказательства. Впрочем, я их знаю: “А теперь бы домой скорее Камероновой галереей”.

Интересно, кто ей сказал подобную чушь? Вряд ли сам Самарин - не того склада и не того полёта был человек. Да и не стал бы он подобного выдумывать. Определённо здесь сработал “испорченный телефон” - кто-то из доброжелателей донёс “нечто” в необходимой интерпретации. В ответ можно было лишь от души рассмеяться, но Анна Андреевна была слишком озабочена своей репутацией и подобные вещи в шутку обращать не умела. Тем паче что рядом была Чуковская, которая не упустила случая подробно прокомментировать “краткую биографию” “нерукопожатного” Самарина:

“Роман Михайлович Самарин (1911-1974) с 1947 года заведовал кафедрой зарубежной литературы в Московском государственном университете, а с 53-го - отделом зарубежной литературы в ИМЛИ… Назвать Самарина человеком невежественным или бездарным было бы несправедливо; однако истинное его призвание - интриги и проработки. Во время антисемитской кампании 1949-53 годов (вошедшей в историю нашего общества под псевдонимом “борьбы с космополитизмом”) Самарин уволил из университета всех профессоров еврейского происхождения. В 1949 году, по прямому заданию КГБ (ей, что, известны некие документы на этот счёт?
– С. К.), Самарин стал во главе комиссии, которой поручено было подвергнуть научную деятельность сотрудника ИМЛИ, специалиста по американской литературе, А. И. Старцева. По докладу этой комиссии А. И. Старцев (р. 1909) был сначала уволен с работы, а затем арестован… В 1966 году Р. М. Самарин был выдвинут Институтом мировой литературы в члены-корреспонденты Академии наук СССР. Против этой кандидатуры восстали академики В. В. Виноградов и В. М. Жирмунский, обосновывая свой протест тем, что писания Самарина научной ценностью не обладают, а его общественная деятельность - безнравственна”.

В одной этой “справке” нелепостей наворочено

более чем достаточно. Каким это образом Роман Самарин, будучи всего лишь заведующим кафедрой на филологическом факультете, умудрился уволить из университета в с е х профессоров “еврейского происхождения”? Уж, наверное, это мог сделать лишь ректор, да и то визируя свои решения в вышестоящих инстанциях. Неужели во всём университете не осталось ни о д н о г о профессора-еврея? Откуда взялся КГБ в 1949 году? Такой организации тогда в природе не существовало, а МГБ занималось не “увольнениями”, а совсем другими делами.

И уж, наверное, сохраняя хотя бы минимум объективности при подготовке “Записок” к переизданию, Лидии Чуковской следовало бы в “справке” о Самарине упомянуть о ставших известными в начале 90-х годов его стихотворениях, где, в частности, упоминается “вырубленное начисто… донское русское казачество”. Судя по всему память об этой трагедии и эта боль жили в душе Самарина до гробовой доски. И лишь Бог ведает, ч т о он знал о тех “профессорах еврейского происхождения”, что окружали его на факультете.

Наконец, упоминая о склоках в писательской, филологической и вообще любой другой среде, едва ли следует приплетать “КГБ”, не обладая необходимыми документальными данными. Слишком хорошо известно: многие “профессионалы” и “специалисты” умели топить друг друга так, как этому при всём желании не могли научиться никакие оперуполномоченные - ни ума, ни образования, ни изощрённости (самое главное) не хватало. Про писательскую среду - вообще разговор отдельный. А что касается среды сугубо “научной” - здесь к месту будет привести один интересный пример.

Первый конкретный факт зверского отношения к репрессированному, упоминаемый в 1-м томе “Архипелага ГУЛАГ” Александра Солженицына - история доктора Казакова: “Когда в 1937 громили институт доктора Казакова, то сосуды с л и з а т а м и, изобретёнными им, “комиссия” разбивала, хотя вокруг прыгали исцелённые и исцеляемые калеки и умоляли сохранить чудодейственные лекарства. (По официальной версии лизаты считались ядами - и отчего ж было не сохранить их как вещественные доказательства?)”.

Возмущение любого читателя этими фактами может, правда, поутихнуть, а то и смениться недоумением после чтения следующих строк из книги “жертвы антисемитской кампании” Якова Рапопорта “На рубеже двух эпох”:

“Речь идёт о докторе И. Н. Казакове, невежественном, но предприимчивом враче, нашумевшем в 30-х годах, авторе так называемой лизатотерапии как универсального метода в профилактике возрастных человеческих немощей, как панацеи при лечении различных заболеваний… Контингент потребителей лизатотерапии был избранный. Это была верхушка советского общества - крупные администраторы, политические деятели, крупные военные и т. д. Казакову был создан специальный научный институт. Институт был на исключительном положении в отношении доступа в него в качестве пациентов, роскоши обстановки, питания и т. д., а сам Казаков был фигурой, недосягаемой для нормальной научной критики, с универсальной индульгенцией от высоких органов и лиц…

…К тяжелобольному и вскоре умершему в начале 30-х годов А. В. Луначарскому… пришли его друзья, крупные политические деятели, в том числе - нарком по иностранным делам М. М. Литвинов, с настойчивой рекомендацией воспользоваться услугами Казакова как врача-чудодея. Они ссылались на личный опыт испытания на себе его врачебного мастерства. Казаков жаловался им, что лечащие врачи не допускают его к Луначарскому, хотя он вылечил бы его в кратчайший срок. Луначарский принял их рекомендацию, и Казаков включился в его лечение своими методами. Вскоре, однако, он был уличён в прямом жульничестве и поспешил жульническим манером самоустраниться от лечения Луначарского, безрезультатность которого к тому же стала очевидна”.