Журнал Наш Современник 2007 #7
Шрифт:
– Почему, командир, не пьем?
– приставал ко мне Рома.
– Отстань, не хочу.
– Больной, что ли?
– Больной, конечно. Не видишь - дистрофик.
– Ну давай, командир, выпьем на брудершафт - всю жизнь мечтал.
– Отлипни, Роман Константинович, пока в лобешник не получил. Дама посмотрела на меня с презрением: какой, мол, начальник, такие и
подчиненные. Майор захохотал:
– Ой уж, прямо в лобешник. Не бывало еще такого с Ромкой Бухари-ком. Да-да, такое с детства у меня погоняло. Вот
Он ушел, щелкнув каблуками. Дама напротив облегченно вздохнула.
Пришла моя очередь поздравить молодых. Сказав короткую, в три слова, речь и вручив подарок, я стал пробираться к выходу. Молодожены устремились за мной:
– Что вы так рано? Не понравилось?
– Да что вы? Все было прекрасно, спасибо!
– Мы проводим вас.
И правильно, что пошли провожать. Возле гардероба буянил Бухавец, зажав в углу чернявого паренька:
– Я тебе жало вырву, сука гэбэшная! К ним бросился жених.
– Ромка, оставь, это мой друган!
– Что же ты друзей-то таких выбираешь?
– Бухавец, оставив в покое чернявого, стал заправлять выбившуюся из-под ремня рубаху.
– Что, кроме соседей людей в этом городе нет?
– Ну и бугай!
– сказал чернявый.
Где-то я его уже видел. Вспомнил - в криминальном отделе, сидели с Осетровым, когда я зашел, пили пиво.
Рома, который жених, отвел тезку в сторону, прошептал ему что-то на
ухо.
– Ладно, - пробурчал Бухавец, - так сразу бы и сказал, чего темнить было?
"Да, все переплелось в этом мире", - подумал я, выходя на улицу. Снег, мокрый и тяжелый, падал сплошной стеной, ее не пробивали уже и фонари над вывеской кафе "Снежинка".
18 февраля.
Зашел в криминальный отдел, и сразу глаза на лоб - вся стена над столом Бухавца оклеена повестками на допросы.
– Откуда столько, Роман Константинович?
– На ксероксе размножил. Красиво?
– невинно лыбясь, он сиял, словно сапоги прапорщика.
– И зачем это тебе?
– А пусть не беспредельничают. Обнаглели!
– Что опять?
– Врывается во время допроса этот самый Немцов. Не сознаешься, грозит, отправим представление в Министерство печати, чтобы у редакции вашей отобрали лицензию. Закроют, говорит, газету, тогда зачешетесь!
– Даже так?
– Вот и я говорю - обнаглели! Пусть сначала работать научатся!
– Это в тебе ревность говорит, Рома.
– Какая ревность? К кому? К ним? Да они протокола правильно составить не умеют. Салаги!
– Ладно, Бухавец, остынь и займись делом - на четвертой полосе столько дыр, а ты тут лясы точишь.
– Есть, командир!
– ухмыльнулся Рома.
– Насколько я верно осведомлен, вам самому сегодня предстоит выступить в роли допрашиваемого. Желаю
Не ошибся, осведомлен точно - в кармане у меня повестка на допрос. Ровно в четырнадцать я у дверей знакомого особнячка на тихой заснеженной улице. Набрал по внутреннему телефону указанный в повестке номер. Появился сам следователь, конопатый капитан Шелунцов. Поздоровался за
руку, пригласил идти за собой по извилистому коридору с высокими потолками и обшарпанными стенами.
Да, ребята не шикуют здесь. Кабинет следователя - три на три, со стен сыплется известка. Небольшой письменный стол, два колченогих стула - вот, пожалуй, и все.
Закурив, Шелунцов начал допрос: "Кто визирует статьи в печать?", "Знакомы ли вы с Законом о государственной тайне?", "Кто размечает гонорар журналистам?", "Кто решает, на какой полосе публиковать статьи?", "С кем из офицеров ФСБ знакомы вы лично?" Я отвечал, стараясь не раздражаться, хотя, честное слово, после иных вопросов так и хотелось послать следователя прослушать цикл лекций на первом курсе факультета журналистики.
Вопросов ко мне накопилось много. Шелунцов задавал их, заполняя протокол на допотопном компьютере - клавиатура грохотала, как телега по булыжнику, монитор, казалось, вот-вот развалится. Сноровки большой печатать у капитана не было, поэтому допрос затянулся. Наконец-то он снял с принтера листы с протоколом и протянул их мне:
– Ознакомьтесь и распишитесь.
Взять я их не успел - опередил стремительно вошедший в кабинет начальник следствия. Быстро пробежав по протоколу глазами, он недовольно спросил следователя:
– Почему не спросили, капитан, с какой целью он хранил досье на добропорядочных граждан?
Шелунцов растерялся. Немцов переадресовал вопрос мне:
– Итак, с какой целью?
– Это допрос?
– Можете не отвечать. Сейчас. Но все равно вас спросят об этом не один раз - возможно, в суде или в каком другом месте.
– Договаривайте.
– Еще успею. С какой же целью?
– Это наша работа. Близились выборы, и очень не хотелось, чтобы бан-дюганы вошли во власть.
– Они такие же граждане, как мы с вами. Имеют право избирать и быть избранными.
– Кто? Криминальные авторитеты? Поздравляю вас, господин подполковник.
Он побледнел. Один глаз устроил пляску, другой стал пустым, как у мертвеца. Показалось, что вот-вот Немцов упадет и забьется в припадке, но он сдержался:
– А советник губернатора почему в этой компании?
– Это вы у него спросите.
– Нет, с вами невозможно говорить по-человечески. Короче, мы показали ваше досье всем этим людям. У меня пока все. До скорого.
Он вышел. И что удивительно - даже дверью не хлопнул, пожалел, наверное, пузырящуюся известку на стенах. Следователь, не поднимая глаз, сказал: