Журнал Наш Современник 2007 #7

Журнал Наш Современник

–  Не учи отца…

Зря я так с ним. Не послушался, теперь вот локти кусаю. Не за этим ли листком приходили с обыском ребята в кожанках? Конечно же, за ним. Как быстро, помнится, свернули обыск, обнаружив в сейфе этот листочек. А ведь "фронт работ" у них оставался - не все папки еще перетрясли, до шкафов не добрались.

Все линии сходятся в одну. Неужели Алик? Не верится - в какой же стране мы живем, если обладатель незаметной и не очень понятной должности манипулирует самым крутым силовым ведомством? Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? А слухи про дядю, большого генерала,

корнями из Питера? И с чего это вдруг начальник управления получил шикарную квартиру в новом элитном доме? Здорово задумано: генерал заводит дело, получает квартиру, уходит на пенсию, а кашу расхлебывать уже новому начальнику.

Мастаки, ничего не скажешь! Впрочем, сам я тоже хорош - помог им, дав сдуру повод. Встретив на одном из фуршетов Алика, я сказал ему кое-что такое, чего говорить не следовало бы. Решил попижонить - вот теперь и расплачиваемся.

…На нем были черная рубаха из тафты в каких-то рюшечках и кожаные брюки. Лицо, шею, полуобнаженную грудь покрывал ровный, явно не здешнего происхождения загар. Я подошел к нему и спросил как можно любезней:

–  Где это вы, Алик, так прекрасно загорели? Не в Маврикии?

–  Нет, в Салониках.

–  О, вы еще и греческое гражданство имеете?

Глаза его сузились до якутских щелочек. Взяв со стола бокал с красным вином, он не торопясь, словно при замедленной съемке, поднял его. "Плеснет ведь прямо в лицо", - мелькнула испуганная мысль. Но он мило улыбнулся:

–  Ваше здоровье, господин редактор!

–  И вам, Алик, не кашлять.

Чокнулись со звоном. Выпили, закусили. Каждый, уверен, думал друг про друга примерно одно и то же: "Какая же ты сволочь, приятель!" У меня, уж точно, полагать так основания были: в справке, которую принес Рома, я прочел немало любопытного. О регулярных встречах Алика с известным криминальным авторитетом. О каких-то таблетках, которыми Алик перманентно вы-

3 "Наш современник" N 7

водит губернатора из состояния депрессии. Говорилось также, что советник губернатора имеет двойное гражданство - России и Республики Маврикий. Но по-настоящему взбесило сообщение о неком неофициальном совещании в ближайшем окружении губернатора. Алик якобы жаловался, что я совершенно неуправляем, и предложил силовой вариант захвата нашей газеты. Он сказал, что мог бы попросить одного человека, небезызвестного в криминальных кругах, отнять контрольный пакет акций. Предложение Алика не прошло - нашлись умные люди, сказали ему: "Не гони лошадей, притормози!" И все же - сволочь он, этот советник! Первая реакция у меня была - действовать: идти разбираться, рассказать все губернатору. Но, поразмыслив, остыл. Где доказательства? Откуда, спросит, эти сведения? А вдруг это вообще провокация, кто-то неизвестный втягивает меня в свою игру? Поверит, мол, сгоряча опубликует, и тогда следующий ход за нами.

Нет, торопиться не будем. Я спрятал тогда бумагу в сейф, но куда было деться от навеянных ею тяжелых мыслей и тревожных предчувствий? И вот при первом же удобном случае я не утерпел, решил хоть частично проверить информацию, намекнув Алику на его двойное гражданство. Он же, вида не подав, наверняка встревожился и очень захотел узнать, какой еще информацией

я про него располагаю. А убедившись, что такая информация есть, он решил одним ударом выбить из-под меня почву. Логично? Вполне. Вот, оказывается, кому я перешел дорогу. Возможно, он - не единственная в этой истории составляющая, его интересы совпали еще с чьими-то, но то, что Алик основное звено причинно-следственной цепочки, сомнений уже не вызывало.

Я убрал подшивки в шкаф, включил чайник. "Что же делать?
– продолжал разговор сам с собой.
– Как спасти ребят, газету, себя? Хоть убей: нет ответа!"

17 марта.

Позвонил дознаватель, майор Петрович.

–  Все, - сказал он, - отстали окончательно.

–  Спасибо, товарищ майор.

–  На здоровье. Я действовал по закону, только и всего. Прощайте и больше к нам не попадайте.

Есть еще люди в нашем городе! "Действовал по закону, только и всего". А разве этого мало?

…Просмотрев полосы и сделав правку, я решил съездить к отцу - вот кому хреновей всего сейчас. Одевшись, спустился на улицу. Снега уже почти не было. Весна! Но особой радости почему-то не почувствовал: весной обостряются все болезни, что принесет нам эта весна? Зачем-то вспомнил свои юношеские стихи:

То была осень, а весна

Терпеть не может прощальную печаль улыбки. Теперь весна, меня и не тревожат Твои глаза, глаза в зеленоватой дымке.

Глупые стихи. Наивный, смешной дуралей! Откуда тогда тебе было знать, что от сердца чаще всего умирают весной.

…Раковая больница, расположенная на окраинной улице имени видного большевика, меня раньше долго пугала одним только своим печальным предназначением. А теперь ничего, привык. Такие уж годы мои подошли, что все чаще приходится навещать здесь друзей, сослуживцев, а теперь вот и отца…

Он лежал на спине с закрытыми глазами, приоткрыв некрасиво рот. Похрапывал. Я дотронулся до его исхудавшей руки, расцвеченной синими узелками сосудов. Он открыл глаза - они были наполнены тоской и обидой.

–  А, Серега… Забери меня отсюда.

–  Нельзя, батя.

–  Чт-оо-о? Повтори. Громче.

Я достал из портфеля слуховой аппарат - миниатюрную импортную коробочку.

–  Не-ет, - замотал головой отец.
– У меня от него голова раскалывается.

–  О, Господи!
– простонал я.
– Как же с тобой врачам, медсестрам общаться?

–  Ничего, - пробасил с соседней койки Петро, могучий еще буровик-нефтяник с Севера, - это к лучшему, что он не слышит. Тут таких страхов наслушаешься, что жить тошно. Каждый день новости - то из одной палаты вперед ногами выносят, то из другой. А ему хорошо - в неведении пребывает.

–  Это так, но…

–  Да не беспохлёбся ты. Мы его в обиду не дадим. Да и ваши кто-нибудь всегда здесь. Внучка только что ушла. Не волнуйся, присмотрим. Дед-то у вас классный, все шуточки у него, прибауточки, медсестрам частушки поет.

–  Это он может, - улыбнулся я.

–  Беспокойства от него нет, - продолжал Петро.
– Это после операции он все встать рвался, трубку из живота выдергивал.

–  Знаю. Сам позавчера всю ночь воевать с ним замучился.

–  Да-да, помню. Но сейчас он уже утих, смирился.