Журнал Наш Современник №6 (2003)
Шрифт:
“Есенин... махнул на все рукой, согласился на уговоры сестры Екатерины и лег в психиатрическую клинику профессора Ганнушкина.
За три недели пребывания в клинике Есенин написал шесть известных нам стихотворений, вошедших в цикл “Стихи о которой”. Каждое из них — лирический шедевр: “Клен ты мой опавший...”, “Какая ночь! Я не могу...”, “Не гляди на меня с упреком...”, “Ты меня не любишь, не жалеешь...”, “Может, поздно, может, слишком рано...”, “Кто я? Что я? Только лишь мечтатель...”. Здесь происходит наконец обуздание “чувственной вьюги”,
Работа работой, но больница оказывала на Есенина угнетающее воздействие. Одна психически больная девушка едва не повесилась. Бывало, что больные оглашали палаты и коридоры криками. Поневоле вспоминалось пушкинское “Не дай мне Бог сойти с ума...”.
А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров —
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков”.
“Но крик Ивана не разнесся по зданию. Обитые мягким, стеганые стены не пустили воплей несчастного никуда. Лица санитаров исказились и побагровели.
— Ад-ну... адну минуту, голову, голову... — забормотал врач (Булгаков играет словами: слышится “ад, ад”. — В. Ж. ), и тоненькая иголочка впилась в кожу поэта, — вот и все, вот и все... — и он выхватил иглу, — можно отпустить.
Санитары тотчас разжали руки, а женщина выпустила голову Ивана.
— Разбойники! — прокричал тот слабо, как бы томно, метнулся куда-то в сторону, еще прокричал: — И был час девятый!.. — но вдруг сел на кушетку... — Какая же ты сволочь, — обратился он к Рюхину, но уже не криком, а печальным голосом. Затем повернулся к доктору и пророчески грозно сказал:
— Ну, пусть погибает Красная столица, я в лето от Рождества Христова 1943-е все сделал, чтобы спасти ее! Но... но победил ты меня, сын погибели, и заточили меня, спасителя.
Он поднялся и вытянул руки, и глаза его стали мутны, но неземной красоты.
— И увижу ее в огне пожаров, в дыму увижу безумных, бегущих по Бульварному Кольцу... — тут он сладко и зябко передернул плечами, зевнул... и заговорил мягко и нежно:
— Березки, талый снег, мостки, а под мостки с гор потоки. Колокола звонят, хорошо, тихо...
Он глядел вдаль восторженно, слушал весенние громовые потоки и колокола, слышал пение, стихи...”.
В приведенном отрывке из ранней редакции “Мастера и Маргариты” (1929—1931 гг.) ясно различимы мотивы лирики Есенина и упомянутого стихотворения А. С. Пушкина.
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Иванушку Бездомного погубил сатана. В “Белой гвардии” лик сатаны принимал Троцкий.
“— ...виден над полями лик сатаны...
— Троцкого?
— Да, это его имя, которое он принял. А настоящее его имя по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион,
Губителя в Троцком узнает бедный безумец Русаков — прообраз Бездомного.
Отношения Есенина и Троцкого — история столкновения светлого и темного, история с трагическим финалом. Из книги “Жизнь Есенина”:
“Подчас поэт не мог не испытывать странного ощущения смеси восторга с ужасом и отвращением при мысли о наркомвоенморе — символе и олицетворении революции”.
В последней редакции “Мастера и Маргариты” в образе Ивана Бездомного черты Есенина размыты. Здесь Бездомный — типичный молодой литератор из простонародья, заблудшая чистая душа. Но в способности на духовное подвижничество ему отказано.
* * *
Прочитав в рукописи первую главу “Евгения Онегина”, В. А. Жуковский писал А. С. Пушкину в Михайловское:
“Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия и обратить в добро заслуженное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь нравственное достоинство. Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые — шелуха”.
В. А. Жуковский наставляет А. С. Пушкина, что даже совершенное усилиями зла небеса обращают во благо. Тут вспоминается фаустовский эпиграф к “Мастеру и Маргарите” — роману о добре и зле, о Пилате, оказавшемся между добром и злом перед немедленным выбором.
“...так кто ж ты, наконец?
— Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо...”
Мы далеки от мысли, что М. А. Булгаков поместил этот эпиграф в качестве оправдания злых сил, которые, видите ли, совсем не так уж злы и плохого не сделают. На наш взгляд, в лице Мефистофеля темные силы признают собственную слабость. Ответ Мефистофеля содержит важное признание.
Благо совершается всегда, помимо воли зла, отнюдь не всемогущего.
Пушкин сумел сделать даже дурные обстоятельства благоприятными для себя.
“Ну да, Пушкину все шло на пользу: и южная ссылка и михайловская. Парадоксально, но так...” (В о л к о в Г. Н. Мир Пушкина: личность, мировоззрение, окружение).
“В самом деле, ему всегда “везло”, и все шло ему на пользу: и равнодушие родителей, и одна ссылка, и другая, и холера, и даже смерть” (Н е- п о м н я щ и й В. С. “Поэзия и судьба”).
Рюхин, оказавшись возле памятника Пушкину на Тверском бульваре, мучается завистью к славе поэта:
“Вот пример настоящей удачливости... Какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю... Что-нибудь особенное есть в этих словах: “Буря мглою...”? Не понимаю!.. Повезло, повезло!”.
Зависть и злоба мешают Рюхину быть искренним, не ломаться, осознать “странные мысли, хлынувшие в голову”.