Журнал Наш Современник №6 (2003)
Шрифт:
Впрочем, и сам Борис Можаев не отказывается от своей гротескности: “Произведение искусства вовсе не обязано копировать жизнь, общество... Порой оно показывает уродливое изображение этого общества, нелепое, фантастическое”. Жаль только, автор, так же как и критик Андрей Турков и другие почитатели редкого можаевского дара, не сумели принять этот дар — как главную основу его творчества. После Салтыкова-Щедрина, может быть, впервые в русской литературе появился у нас такой мастер, это не Зощенко, не “серапионовы братья”, там скорее не гротеск, а пародия, высмеивание. У Бориса Можаева возник некий вариант русского неосознанного кафкианства. И эта чудная параллель из “Живого” и “Истории села Брёхова, писанная Петром Афанасьевичем Булкиным”. Кузькин и его антитеза, такой же живой и выживающий во всех переделках, но лишенный строптивости и пугачевщины Петр Булкин. Один — неистовый ревнитель на века, такие в свое время к Емельке шли или к Стеньке Разину, а то и к Самозванцу, как
Другие времена, другой быт, другие реалии времени, но всё та же неуспокоенность. И та же кузькинская жажда побега, бунта во имя справедливости.
Так уж было на роду, очевидно, написано, что именно статному офицеру, умеющему жить и знающему и жизнь, и дело свое, суждено было возглавить племя “строптивцев” и выстроить веселый гротеск посреди всеобщей неустроенности мира.
Семь лет уже нет на земле писателя Бориса Андреевича Можаева. Забылись, да и не ко времени уже его самые злые очерки. Изредка историки литературы обращаются к его хронике коллективизации “Мужики и бабы”, а “Живой” его жив. А с ним и другие “Старые истории”, написанные с озорным знанием всей пестроты народного характера. И уже ни к чему подлавливать Федора Кузькина на противоречиях. Ему ведь еще жить надо, особенно в наших нынешних для деревни прямо-таки скотских условиях. Выживать. Чтобы нам было на кого равняться...
Ирина Стрелкова • О прошлом ради будущего (Наш современник N6 2003)
О ПРОШЛОМ РАДИ БУДУЩЕГО
Я. И. Трещенок. История Беларуси. Досоветский период. Часть I. Учебное пособие. Могилев, МГУ им. А. А. Кулешова. 2003.
У нас в России только за последние два-три года стали издаваться школьные учебники по русской истории, отвечающие их учебному назначению: воспитывать новые поколения в уважении к минувшему, давать им знания о прошлом — ради будущего. Да и то... В этих новых учебниках “третьего поколения” встречаются пояснения, суть которых — предупредить упреки в “чрезмерном патриотизме”, защититься от нападок либералов-западников. Приемы такого рода защиты известны еще с советских времен, когда историки пребывали под надзором агитпропа ЦК, во главе которого стоял борец против “антиисторизма” Яковлев. Но так или иначе, “соросовский” период отрицания всего русского в нашей школе миновал, учебники “первого поколения” и “второго поколения” теперь уже не рекомендует само министерство образования. Да и Сорос, по слухам, собирается вовсе покинуть Россию. Тем более что теперь есть кому его заменить — Ходорковский уже создал “Интернетобразование” в содружестве с СПС.
Ну а в русском образовании, по мере того как будут готовиться школьные учебники “четвертого поколения”, предстоит еще немало трудов по выработке концепции преподавания истории бывшей Российской империи и бывшего СССР — с учетом того, что участники общего исторического развития ныне разделены новыми государственными границами. Ведь глупо было в учебниках “первого поколения” укорачивать историческую Россию до размеров 1991 года. Так же глупо, как и Грузии объявлять себя бывшей колонией — на ее территории и до революции действовали те же законы, что и в центре России. А куда девать походы Суворова (ныне Приднестровье), битву под Полтавой (ныне Украина) или переправу наполеоновских войск через Березину (ныне Белоруссия)?
...О том, как в 1812 году белорусские крестьяне развернули борьбу против французских захватчиков, я прочитала в “Истории Беларуси” Я. И. Трещенка. А условия у них были другие, чем у русских крестьян, потому что помещики-поляки шли на службу к Наполеону, посылали сыновей в корпус Понятовского, снабжали французские части продовольствием и фуражом. В 1812 году прославилась деревня Жарцы под Полоцком, крестьяне из Жарцов во главе с Максимом Марковым участвовали в боях за Полоцк вместе с регулярными войсками.
В 2001 году на проходившем в Москве Съезде славянских народов России, Белоруссии и Украины больше всего участников собрала секция, на которой обсуждали проблемы образования, и там наибольший интерес вызвали выступления ректора Белорусского педагогического университета Л. Н. Тихонова и министра образования Белоруссии В. И. Стражева. Оно и понятно. Белоруссия тоже поначалу открыла двери Соросу, но в отличие от Ельцина,
Так вот, В. И. Стражев говорил на секции о том, что мир сейчас усложняется и для нормального здорового воспитания необходимо свести структуру содержания образования со структурой общества. Я перечитала свои записи его выступления — они поясняют концепцию учебного пособия “История Беларуси”. И конечно, очень многое значит, что Яков Иванович Трещенок — учитель истории и знает, для кого пишет.
Первым делом он объяснил, что “страна” и “государство” не всегда одно и то же. Что не совпадают “история страны”, “история народа”, “история государства”. И что когда исследуется национальная история, всегда существуют пределы углубления в прошлое. Например, белорусская народность как самостоятельная этническая общность сформировалась сравнительно поздно. Поэтому белорусы должны изучать историю экономического, социально-политического и этнокультурного развития тех государств, куда белорусский народ входил в разные эпохи. То есть нельзя успешно заниматься историей Белоруссии без широких познаний по истории Древней Руси и России, Литвы и Польши.
Это учебное пособие, написанное учителем, с первых страниц помогает школьнику понять, насколько связана история народа, историческое прошлое с национальным характером, с поразительной жизнестойкостью белорусов, с умением отстоять и сохранить свою самобытность, со свойственным белорусу спокойным самоуважением, не имеющим ничего общего с самохвальством. Я. И. Трещенок рисует образ Беларуси, границы которой очерчены не горами или реками, как по большей части в Европе, а лесом. В недрах — самая малость полезных ископаемых. Почва, климат... Здесь все давалось тяжким трудом. Феодальная верхушка — поляки. Города утратили к ХVII веку белорусский этнический характер, приобрели еврейско-польский облик. Существовавшая в России “черта оседлости” препятствовала урбанизации белорусского крестьянства. Петербург делал уступки Польше за счет белорусских крестьян, полонизация Западного края стала одной из причин возмущения декабристов, которые лучше императора Александра I представляли себе экспансию Польши.
Обстоятельно рассказано в “Истории Беларуси” о значении православия в формировании единого народа. И о первой просветительнице Ефросинье Полоцкой, основательнице Свято-Ефросиньевского монастыря, причисленной к лику святых Русской православной церкви.
“История Беларуси” вполне может быть рекомендована в качестве учебного пособия школьникам России — и уж тем более учащимся из соседних с Белоруссией областей — Смоленской, Брянской, Тверской, Псковской, Новгородской. Они найдут в книге немало интересного о путях продвижения славян в Восточную Европу, о тевтонах и литвинах, о противостоянии католическому прозелитизму. В русских учебниках непременно встречается литовский князь-язычник Ягайло, союзник правителя Золотой орды Мамая, потерпевшего поражение на Куликовом поле от Дмитрия Донского. В русских учебниках с Ягайло на том и прощаются, а в “Истории Беларуси” прослежена и его дальнейшая судьба: переход в католичество, союз с крестоносцами, посулившими ему Новгород и Псков, притязания на трон короля Польши...
Я. И. Трещенок дает в своем учебном пособии выразительную картину польского восстания 1830 года, распространившегося на Литву и северо-западную часть Белоруссии, и восстания 1863 года. Польская шляхта преследовала узкоэгоистические интересы, и даже самые революционные ее представители не допускали мысли о самоопределении непольских территорий — не только Белоруссии, но и Литвы. Именно на такой позиции стоял друг Чернышевского и Шевченко Зигмунд Сераковский, получавший в советских школьных учебниках исключительно положительную оценку. А ведь даже Герцен тогда писал, что надо бы спросить у самого населения, с кем оно хочет быть — с Польшей, Россией или само по себе. То же и с мифом о “Кастусе” Калиновском. Калиновский сам себя “Кастусем” никогда не называл, по этнической самоидентификации был безусловным поляком, хотя и относил себя к “литвинам”. Но уж белорусом он точно не был и воевал не за интересы белорусского народа. Я. И. Трещенок пишет, что мифологизаторы Калиновского превратили шляхтича из коренной польской Мазовии в “национал-экстремистский миф”. И в той же главе о польском восстании 1863 года он дает неожиданную характеристику знаменитому генералу Муравьеву, которого русские школьники запоминают через эпизод из биографии Некрасова: ода Муравьеву-“вешателю”. Я. И. Трещенок пишет о Муравьеве не только как об усмирителе восстания, но и как о талантливом администраторе: внесенные по его инициативе изменения в ходе крестьянской реформы на белорусских землях заметно улучшили положение белорусских крестьян в сравнении с центральными русскими губерниями и содействовали промышленному развитию края.