Журнал «Приключения, Фантастика» 1 ' 95
Шрифт:
Пущен был слух, будто церковь обобрали, когда шли сражения. Но через своих людей Скоба доподлинно осведомлен: ни большевики, ни колчаковцы к храму в Пихтовом рук не прикладывали. Отец Леонид, священник, все до лучших времен схоронил в надежном месте. Вот где только — это предстоит выведать у самого отца Леонида. Любой ценой выведать и забрать церковные сокровища. А пожаловать в гости к отцу Леониду рассчитывал Скоба с подручными нынешней, завтрашней ли ночью. Зависеть будет от того, как скоро добрыми конями разживутся. Обязательно добрыми. После свидания
Обдумывая предстоящие дела, Скоба то садился на лавку за дощатый стол в избушке, неведомо кем и зачем поставленной среди тайги, то подходил к окну.
Избушка стояла на косогоре в окружении елей. Густой лапник прикрывал ее так, что в двухстах шагах пройдешь, не приметишь. Зато из окна избушки видно было петляющую проселочную дорогу, огибающую косогор, на добрые три версты с обеих сторон от косогора. Обзор, что надо, ничего не скажешь, да толку пока мало. Вчера за день пять повозок проселком прокатило. Проводили их взглядами, с места не поднялись: одни клячи в сани запряжены. И нынче с утра четыре еще было, тоже из тех, на каких далеко не ускачешь, в урманах в случае чего не затеряешься. Нынче, похоже, опять в этой избушке, прилепившейся на косогоре, спать: день на исходе, солнце к закату.
Скоба только успел подумать о возможной еще одной ночевке в избушке, как раздался голос его первого приятеля и помощника Шишки:
— Едут!
И, еще не глянув в окно, по интонациям, главарь шайки понял: появились на проселочной дороге именно такие, каких ждали.
— Едут! — подтвердил, возникая на пороге, пуская в избу морозные клубы, коротконогий малый со странной кличкой Крахмальный Грош.
Уверенной, не расплескавшей к сорока годам силы рукой Скоба сгреб свою медвежью шубу, нахлобучил малахай, шагнул за дверь.
Сразу увидел в цуговой упряжке пару коней каурой масти, и двоих седоков в розвальнях разглядел, хоть пока около версты отделяло.
Повозка приближалась к косогору. Дорога особенно близко подходила, прямо-таки прижималась к его подошве в том месте, где стояла избушка. Всего-то и дел: выждать, пока копыта коней ступят на этот прижим и мигом по неглубокому снегу скатиться вниз, очутиться около самой повозки. Впрочем, пока Скоба, Шишка и Крахмальный Грош стояли около избушки, двое из сообщников предусмотрительно переместились поближе к санной дороге.
Скоба нашарил в кармане, вытянул край замызганной красной тряпицы. Убедился: на месте, и тотчас снова спрятал. Не случайно проверил: по взмаху тряпицей все его люди придут в движение.
Чем ближе повозка, тем внимательнее глядел: не на ездоков, они его не интересовали, — пытался угадать степень усталости коней; сколько пробежали и на что еще способны нынче; какой отдых для восстановления сил понадобится. Верст пятнадцать еще пробегут легко, а там отдых задать.
Думая, не забывал примечать, что рыжеватая конская масть уже мелькает внизу между зеленохвойных веток. Тряпица появилась в руке, поднял над головою, потряс
Когда приблизился, ездоки уже были вытолканы из саней, Шишка красовался в крепкой дохе одного из них. Свою латанную одежонку Шишка великодушно кинул под ноги обобранному владельцу дохи. Тот не спешил облачаться в «подарок», да Шишка и не настаивал, азартно обшаривал, выворачивая наружу карманы путников.
Не оставался без дела и Крахмальный Грош, переворашивал сено в санях: вдруг да под ним что запрятано.
— Одна саренка, — разочарованно сказал Шишка, подкидывая на ладони мелкие монеты.
— Откуда и куда? — сурово справился у недавних владельцев повозки Скоба.
— Из города в Наумовку. За продуктами, — ответил тот, с которого сняли доху.
— Без денег? — с сомнением усмехнулся Скоба.
— Так к сестре…
— Лошади твои?
— Нет своих. Под залог взяли у татарина.
— Ну, а я у тебя под залог, — ухмыльнулся Скоба, садясь в сани.
— Не надо, а… Что скажу хозяину, — жалобно, со слезой в голосе, проговорил лишившийся теплой собачьей дохи.
— А скажешь, хвалил и его лошадей, — весело отозвался Скоба. — Поехали! Но-о! — распорядился под дружный смешок приятелей, сам вожжой понаддал по крупу коренника.
Отъехали сажен двадцать-тридцать, крахмальный Грош обернулся. Ограбленные все продолжали стоять.
— Где-то раньше их видел. Обоих.
Никто не отозвался.
Проехали еще с десяток сажен.
— Вспомнил! — Крахмальный Грош ударил себя по лбу. — Этот вон, который молчал все время, свечами торговал в кафедральном соборе.
И опять никто не откликнулся (эка персона — свечами торговал). Но Крахмальный Грош и не ждал удивлений, продолжал:
— Он этими свечами по великим праздникам торговал. Как почетный староста!
Ha сей раз безучастным не остался ни один. Многого могли не знать, а то, что почетным старостой кафедрального, то есть главного в губернии, собора случайного, без имени и состояния человека не выбирали, — это было известно всем.
А Крахмальный Грош не унимался, память его выуживала новые подробности:
— Шагалов это. Купец первой гильдии. Дом его на Соборной площади стоит. А тот, с какого доху содрали, — он на секунду пятерней вцепился в меховую обнову Шишки, — в главном магазине у Шагалова распорядитель старший.
— А ну назад! — велел Скоба. И быстро развернутые на узком санном пути кони резво помчали навстречу потерпевшим хозяевам, жертвам грабежа.
Хотел не хотел лишившийся дохи, а мороз заставил облачиться в верхнюю ветхую одежонку, кинутую Шишкой. Вид у него сразу стал донельзя потешный, скоморошеский. Грабители на это не обращали внимания, настроены были серьезно.
— Так в Наумовку к сестре, говоришь? — грозно спросил Скоба.
— К ней…
— А чего ж ты… — Скоба матерно выругался, — лучше хозяина в дорогу снарядился?