Журнал Виктора Франкенштейна
Шрифт:
— Причиной их были вы.
— Но первопричина — в вас.
— Послушайте. Вместе со своими друзьями я исповедовал новые идеалы свободы и бескорыстия. Я надеялся пойти по этому пути вперед.
— Стало быть, ваши новые идеалы оказались иллюзией. Род людской не усовершенствовать.
— В этом вы ошибаетесь. Прогресс в науках неизбежен — иначе не может быть.
— Полюбуйтесь на ваш прогресс — я перед вами.
Стоило мне увидать его злорадство, как жалость моя к нему обернулась гневом.
— Я отрекаюсь от вас. Прошу вас скрыться
— Вы хотите, чтобы я отправился в бескрайнюю пустыню или на далекий остров? Или же на некую ледяную вершину в горах, выше которых не найти во всем мире?
— Куда угодно, лишь бы вы оставили этот мир.
— Выходит, страдания мои менее важны, чем ваш покой?
— Покой всего человечества.
— Предложение ваше не лишено интереса. В таковом случае я попрошу вас обеспечить мне в этом уединении компанию.
— Что?!
— Создайте для меня подругу — еще одно существо, по природе и качествам своим сходное со мною.
— Безумие.
— Что тут безумного? Мы будем удалены от всего мира, но неразлучны друг с другом навеки. Я не говорю, что нам предстоит наслаждаться блаженством, но по крайней мере мы будем избавлены от страданий. С кем мне беседовать? Не с кем. Я один во всем мире. Знакомо ли вам это несчастье? Полагаю, нет. Вы не испытывали того, что чувствует человек, отвергнутый всеми и вся, бесцельно движущийся по краю жизни, невидимый и неслышимый. Закричи я, никому до меня не будет дела. Забейся я в душевных муках, никто меня не утешит. В ваших силах помочь мне в моем одиночестве. Не отказывайте же мне в этой просьбе.
— Как же я смогу приступить к задаче столь чудовищной? Все мои инструменты уничтожены — вами.
— Все дело за расходами, и только. Вы знаете, как вызвать к жизни электрическую силу. Вы способны сделать нужные машины.
— Вы в самом деле призываете меня вынуть из могилы женщину и оживить ее?
— Если вы согласитесь, лицо это никогда более не предстанет ни пред вами, ни пред кем иным. Мы с моею спутницей будем вести жизнь безобидную, заполненную простыми трудами. Мы обретем покой на этой благосклонной земле и станем довольствоваться уединением скрытого от людей острова, мы будем пить воду из ручья и питаться желудями. Друг дружки нам будет довольно.
Я сидел, не в силах справиться с изумлением и дурными предчувствиями. Взору моему представился этот процесс во всех его подробностях: изготовление электрических машин, тело или органы женщины, взятой из могилы и привезенной в Лаймхаус, свет и тепло жуткого акта творения. А затем — еще одно существо, восстающее с этого стола, наделенное всеми теми силами, про которые мне известно — они будут! Что, если эти двое, впоследствии совокупившись, произведут потомство? Нет. Мертвые не способны плодить новую жизнь. В этом я был уверен.
— Необходимо, чтобы она была молода и прекрасна, — сказал он.
— Я не могу дать согласия.
— Мы оставим мир тем,
Доводы его занимали меня лишь мгновение, ибо я оставался тверд в своем отказе — мне претила затея, могущая иметь недопустимые последствия.
— Об этом нельзя и думать.
— Вы не оставите мне и единственного шанса на счастие? На спасение?
— Я не дам вам шанса принести миру новые разорения и беды, соединившись с особой, равной вам по силе и решимости.
— Что ж, прекрасно, сэр. Я бесстрашен, а следственно, могуществен. Я говорю с вами сейчас, будучи в трезвом уме, несмотря на окутывающие меня гнев и помыслы об отмщении. Дни ваши будут протекать в страхе и ужасе, и недалек тот час, когда вы раскаетесь во всех тех бедах, которые мне причинили. Настанет день, и вы проклянете солнце, взирающее на ваши горести.
— Я требую одного: не смейте следовать за мною!
— Ах, так вот к чему сводятся ваши страхи? Позвольте же мне вам сказать: вы никогда не убежите от меня. Коли вы не желаете создать мне спутницу, я выбираю себе в супруги вас. Мы будем неразлучны — два живых существа, соединенных вместе. Надеюсь, перспектива эта радует вас не менее, нежели меня!
— Я могу уехать на край света…
— Не помышляйте о том, чтобы скрыться в пустыне. Пустыня внутри меня огромнее. Я вас разыщу.
— Неужели вы не способны прислушаться к доводам разума?
— Разума? Что мне разум? Договор наш скреплен огнем и кровью.
— Так, значит, вы станете моею тенью? Тогда вы будете существом подчиненным, рабом моих желаний.
— Нет. Я буду с вами не всегда. Я буду с вами не часто. Но тогда, когда вы будете к этому готовы наименее всего, я буду с вами. Что, если я явлюсь вам в вашу брачную ночь?
— Таковой не бывать, коль скоро мне известно, что вы где-то поблизости.
— Именно так. Я не раб. Я ваш господин. Запомните это, сэр. Будьте уверены — вам предстоят мои визиты. — Он подошел к двери — казалось, мощь ночи и реки вселила в него радость. — А теперь — к устью, — произнес он. — Да здравствует вечное страдание!
Я сидел — вернее, притулился, сгорбившись, — в креслах, среди обломков — это было все, что осталось от моих трудов. Время шло. Говорят, невзгоды проходят, но страх остается навеки. Я вступил в состояние, могущее прекратиться лишь с моей смертью. О, с какою силою, с какою страстью мечтал я о смерти в эти первые часы! Просидевши в мастерской до рассвета, я, подчиняясь какому-то животному инстинкту, лондонскими улицами возвратился домой. Шел сильный дождь, на который я едва обращал внимание; казалось, он, выкидывая свои шутки с туманом и грязью на каждой улице, лишь сопутствует моему ужасу.