Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год

Вокруг Света

Разумеется, следует помнить о тех скоростях, с которыми размножаются крысы. Видимо, эта их особенность — достаточно большие выводки и частое плодоношение — во все века помогала крысиному племени выжить в борьбе с многочисленными врагами. По всей вероятности, именно этот «инструмент» сыграл главную партию и в случае с генетической мутацией — наверное, мало найдется на Земле животных, которые смогли бы столь быстро перестроить свой организм, как это сделали «серые англичане».

Адаптировавшиеся к кумафену крысы заполнили всю Англию, но Ла-Манш они пока еще не пересекли. Тем не менее настал черед изумляться и кое-кому во Франции. Некоторое время спустя французские службы по борьбе с крысами обнаружили новый

феномен: крысы перестали принимать пищу, отравленную кумафеном! Это уже чересчур... Выходит, во-первых, крысы после тщательного «расследования» не хуже Шерлока Холмса смогли раскрыть причину гибели своих собратьев. Во-вторых — что, пожалуй, самое интересное, — сумели каким-то образом передать эти знания всему своему племени! Но, позвольте, что же это такое — у крыс есть свои школы, может быть, университеты, академии?! В такую ахинею ни один здравомыслящий зоолог, конечно, не поверит. Но факт есть факт. Генетических изменений в организме крыс не произошло, а для выработки устойчивого инстинкта недостаточно жизни даже нескольких поколений. Французские ученые Дангир и Николаидис исследовали это явление.

Тридцать шесть выращенных в лаборатории и, следовательно, не отягощенных никакими посторонними навыками крыс были разделены на две равные партии — экспериментальную и контрольную. Животные в каждой партии были разбиты еще и на группы — по три грызуна в каждой, причем два из этих трех получали подслащенную воду. Но экспериментальным крысам в сладкое питье добавляли еще хлорид лития, от которого крысы ненадолго заболевали. Контрольные крысы хлорида лития не получали.

Экспериментальные крысы, выздоровев, больше не притрагивались к сладкой воде. Они решили, что это именно вода их отравляла. И эту ассоциацию между сладкой водой и отравлением трудно объяснить выработкой условного рефлекса. Действительно, для того, чтобы прочно установился условный рефлекс на сладкую воду, необходимо простейшим образом многократно и на протяжении короткого времени иметь связь с безусловным раздражителем (хлорид лития — отравление). Такой связи не было. Значит, перед нами иной случай: ассоциация была осознана!

Затем в клетки к двум крысам, отведавшим сладкую воду — с хлоридом лития или без него, — запускали третью, голодную. Если две первые принадлежали к контрольным животным, третья крыса, бросившись тотчас к воде, могла пить ее вволю. Если же в клетке находились экспериментальные, уже испробовавшие хлористого лития и узнавшие его свойства, то они всеми силами (включая и основательную трепку) мешали неопытному новичку испить из отравленной миски. Они передавали новичку свой горький опыт, они учили его!

Грызунов, перенявших от своих соплеменников опыт, помещали затем в клетку в одиночестве. Была лишь злополучная миска. Но они больше ни под каким видом не прикасались к сладкой воде, предпочитая скорее умереть с голоду, нежели напиться из миски. Они были предупреждены об опасности. Крысы знали об опасности. Более того, если к ним в клетку теперь помещали других, ничего не знавших о сладкой воде крыс, эти последние, в свою очередь, получали такой же суровый, но очень убедительный урок предупреждения об опасности. Первоначальный опыт был хорошо усвоен и с должной настойчивостью передан другим.

По мнению исследователей, этот заснятый на кинопленку эксперимент со всей убедительностью доказал, что крысы способны к рассудочной деятельности. (О чем, кстати, имея в виду вообще всех высокоразвитых животных, говорил еще Ф. Энгельс.)

Такие же эксперименты были проделаны и с крысами другого вида, заслужившими репутацию наименее возбудимых и не слишком сообразительных. Результаты оказались теми же. А опыт с дикими крысами, чрезвычайно динамичными и импульсивными, дал еще более отчетливые и убедительные результаты. Между прочим, сколько

раз в детстве вам говаривала мать, чтобы вы не совали палец в розетку, не тянули в рот что ни попадя, прежде чем вы закаялись делать это?

Мы рассказали о двух видах грызунов, об их характерах и манерах поведения, проявляющихся от рождения, изменяющихся в соответствии со средой, возникающих в процессе познания среды. Но ставить точку рано, ибо, как мы уже говорили, исследование генетической наследственности и разума животных далеко от завершения. А вернее будет сказать, что социоэкология животных и зоопсихология еще сплошные потемки, в которых наш разум бредет на ощупь.

Правда, уже видно, что величина мозга еще далеко не мерило ума. И блестящий взлет человеческой мысли, похоже, так же нельзя отрывать от «долгосрочной» генетической памяти, инстинктов, безусловных и условных рефлексов, как нельзя дерево отрывать от корней. Конечно, хотелось бы знать и побольше и поточней. Ведь важно все это чрезвычайно. Исследования такого рода — еще один мостик к пониманию наисложнейших процессов нашей психики.

В. Карминский

Земля-именинница

В то утро нас разбудили нестеровские пастухи. Пригнав стадо на луг, они сели под окнами на лавочку и о чем-то неторопливо, вполголоса беседовали. Косой луч солнца проложил янтарную плаху вдоль потолка. Марлевый накомарник на одном из окон пузырился, толкаемый током холодного чистого воздуха. Они сидели совсем близко от нас, сразу за бревенчатой стеной, но слов я разобрать не мог — только негромкий рокот двух сиплых мужичьих басков. Здоровый утренний холод, золотистые отсветы на досках потолка и этот спокойно-степенный басовитый говорок…

Но тут подъехал грузовик. По голосам ясно было, что открытый кузов битком набит женщинами.

— Эй, мужики! — звонко и насмешливо позвала одна. — Как нам на Галкино болото проехать?

— Чего?

— Глухой, что ли? Как, говорю, на Галкино болото попасть?

— Како тако Галкино болото? — обидчиво заокал пастух. — Никако-о тако-о болота не знаю.

— Да чего у них спрашивать, неграмотных, — вмешалась другая. — Они и свое фамилие не помнют. Поехали прямо — сами найдем...

Под хохоток и галдеж взвыл мотор, бабы и девки для порядку визганули при толчке, и машина укатила, только к нам в комнату с запозданием донесло пробензиненной пылью.

«Наверное, из Юрьева едут за ягодой, — подумал я. — Какая-нибудь тамошняя женщина, прежде жившая в Чернокулове, порассказала им, как тут много черники, и даже дала конечный ориентир в лесу. Галкино болото. До Чернокулова, мол, доберетесь, а там у любого спросите, каждый знает».

Но они спросили не у местных, и вот, оказалось, нестеровским пастухам это название ничего не говорит.

Машины уже не слышно было, а незадачливый ответчик все еще ворчал недоуменна:

— Како тако Галкино болото?

— Найдут, — утешил его второй. — Не заблудятся.

Крошечное это болотце я знаю. Оно находится в двух с лишним километрах от нас, на полдороге к Полозенкам. Однажды осенью мы с сестрой лакомились на его кочках спелой, помягчевшей после первых ночных приморозков клюквой. Правда, нашли мы всего с пригоршню ягод, потому что остальное к тому времени уже склевали птицы. Специально за ягодой на это болотце, конечно же, никто никогда не ходил. Думаю, не случайно и имя у него птичье. Человеку тут много не поживиться, а галкам, снегирям да клестам можно кое-что высмотреть на пушистых кочках: то и дело нам попадалась алая шелуха выклеванных ягод.