Журнал «Вокруг Света» №01 за 2010 год
Шрифт:
Проектируя здание Линготто (1915–1922), архитектор Джакомо Мате Трукко вдохновлялся конвейером Форда: при сборке машины постепенно поднимались все выше и выше, а в конце выкатывались на крышу, где проходили тест-драйв. Сегодня здесь прогулочная площадка, а в самом здании — торгово-выставочный центр, где проходит и главная книжная ярмарка страны
Все на продажу
Перенос столицы в 1864 году оказался для туринцев тяжелейшей психологической травмой. Из центра большого и перспективного королевства город в одночасье превратился в обычный областной центр — причем на задворках нового государства. Это не могло не вызвать в жителях горечи и обиды на «неблагодарную Италию». В ожидании протестов в Турин были стянуты войска из других областей. Когда в сентябре 1864-го толпа и в самом деле вышла на две главные городские площади, Сан-Карло и Кастелло (Дворцовую), солдаты открыли огонь: 50 человек погибли, 130 были ранены. Чтобы как-то загладить инцидент, правительство выделило городу 100
Все эти изменения не могли не отразиться на облике города. С начала ХХ века Турин — одна из столиц ар-нуво. В этом стиле строились целые кварталы, в особенности виллы на живописных холмах вдоль реки По, где и сейчас проживает городская элита. В то же время на окраинах множились безликие заводские кварталы, едва успевая принимать натиск тех, кто ехал в Турин в поисках лучшей доли: за 20 послевоенных лет население фабричного района Мирафьори выросло в семь с половиной раз. Двойственность вообще отличает историю Турина ХХ века: города богатых и утонченных «промышленных аристократов» и города пролетариата и рабочих движений. В конце 1970-х Турин — одна из основных крепостей левых радикалов и «Красных бригад»: только с 1976 по 1980 год здесь было совершено более 1000 терактов, направленных против предпринимателей, журналистов и адвокатов. Общественное напряжение обострялось резким спадом в промышленности: ФИАТ сокращал производство и начал перевод его за границу. К середине 1990-х население города уменьшилось на 300 000 человек по сравнению с 1960-ми, то есть почти на треть. Кто-то вернулся домой на Юг, кто-то уехал искать счастья в Германии или Швейцарии, а оставшиеся попробовали приспособиться к новым условиям жизни (чтобы познакомиться с бывшим рабочим ФИАТа, достаточно вызвать городское такси).
«Индустриальный Турин» — это словосочетание еще лет тридцать назад казалось столь же устойчивым, как когда-то папский Рим. Теперь, после исхода фиатовского производства, оно чаще звучит в контексте «индустриального наследия». Туринцы заботливо переустраивают краснокирпичные фабричные «базилики» в офисные центры и лофты. Пионером реконструкции стал самый известный фиатовский завод — Линготто. Этот гигант с помпой открыли в 1922 году в присутствии короля Виктора Эммануила III. Новаторский по форме, колоссальных размеров — полкилометра в длину! — Линготто поражал воображение современников. Обычно скупой на похвалы, Ле Корбюзье восхищался этой постройкой. Впрочем, автор проекта Джакомо Мате Трукко вдохновлялся не столько конструктивистскими идеями, сколько конвейером Форда, который в Турине решили «завинтить» по вертикали. Автомобили при сборке двигались снизу вверх, с первого до пятого этажа, а в конце концов «вылетали» на крышу здания, где проходили тест-драйв…
Закрытие Линготто в 1982-м ознаменовало конец большой эпохи. Почти 20 лет длился процесс переоборудования под руководством архитектора Ренцо Пьяно: в фабричном здании разместились 11 кинозалов, пятизвездочный отель, сотни лавок и десятки фастфудов, а также факультет автомобильного дизайна. Сейчас, когда от ФИАТа в Турине остались только управляющие структуры, а массовые увольнения 1970–1980-х годов забылись, об автогиганте вспоминают с ностальгией. Когда в 2003-м умер патриарх концерна Джанни Аньелли, у Линготто выстроились громадные очереди желающих проститься с ним — приходили даже те, кого сократили совсем недавно. Ощущение потери и потерянности, которое испытали тогда туринцы, можно сравнить лишь с переживанием горожанами внезапной смерти Кавура в 1861-м, отчасти предопределившей перенос столицы. Как и тогда, лишившись харизматического лидера, город почувствовал себя осиротевшим. Как и тогда, на рубеже нового века ему предстояло заново найти себе предназначение. «Турин привык к сильной власти. Когда-то ее представляли герцоги и короли, затем — Аньелли. Теперь, возможно, эту роль будет выполнять мэр», — полагает Алессандро де Маджистрис.
Главу города Серджо Кьямпарино — едва ли не самого популярного в Италии градоначальника — представляешь импозантным мужчиной в роскошном костюме, каких много почему-то именно в Демократической партии... И мы действительно встречаем такого человека, но это оказывается не мэр, а его помощник. Серджо Кьямпарино совсем другой — совершенный туринец, одетый, как там говорят, по-английски: аккуратно, неброско, удобно. Его можно представить на демонстрации или на встрече в цеху, но только не на телевидении, не на светском мероприятии и не в роскошном здании горсовета, больше похожем на замок. Кьямпарино недоволен новым законодательством: теперь у муниципалитетов не остается средств на новые проекты, все уходит в Рим, и уж там решают, куда вкладывать деньги. Я спрашиваю, что бы он сделал, если бы получил их назад. Кьямпарино не задумываясь отвечает: «Развивал бы метро. Городу нужен современный транспорт. И решал бы проблему с иммигрантами».
Проблема иммигрантов почти в любом европейском городе — очень болезненная, а в Турине особенно. За последний век здешнее население не раз резко меняло свой состав. Уже в начале ХХ века рожденных в городе жителей было не больше трети. «Раньше приезжали неграмотные
Иммигрантские районы, как правило, лепятся вблизи главного вокзала, и Турин — не исключение. Улицы Бельфьоре и Гойто с прелестными домиками, напоминающими Монмартр, где когда-то проживал средний класс, сейчас превратились в густонаселенный «караван-сарай» с развеселой уличной жизнью. Респектабельные семьи давно съехали, распродав квартиры, но теперь наметилась обратная тенденция: узнав о низких ценах, в район устремились студенты. Иммигрантские заведения, которые поначалу открывались только для своих, теперь стали популярными среди молодых туринцев. В безымянной забегаловке на улице Гойто под огромным портретом африканского политического деятеля угощают кебабами. Среди завсегдатаев много европейцев, и, кажется, владельцы-марокканцы к этому пока не привыкли…
Офис короля автодизайна Джорджетто Джуджаро наполовину состоит из гаража с его самыми известными работами На снимке: мэтр в своем любимом Ferrari GG50 (фирма «Феррари» вошла в концерн ФИАТ еще в 1969 году)
Конец империи?
Расцвет ФИАТа пришелся на экономический бум 1950–1960-х, сопровождавшийся фантастической автомобилизацией населения. Эйфория закончилась в середине 1970-х, когда взлетели мировые цены на нефть, а японские машины начали постепенно вытеснять ФИАТ из Европы. Ни сокращение производства, ни перевод его за границу не остановили спада. К началу 2000 года ФИАТ находился на грани банкротства, и только покрытие банковским синдикатом трех миллиардов долгов компании в обмен на акции спасло концерн от краха. В 2004 году наследники Джанни Аньелли пригласили на пост гендиректора Серджио Маркьонне, дав ему карт-бланш на радикальные перемены. Тот проявил себя гениальным менеджером: реструктурировав производство, он быстро вернул ему рентабельность. А в 2009-м ФИАТ даже приобрел обанкротившийся концерн «Крайслер».
Два оригинала
По духу современный Турин чем-то напоминает Барселону: он так же стремится идти в ногу со временем (довольно редкое для итальянских городов качество). Есть и еще одно сходство. Как и каталонская столица, своими знаковыми зданиями Турин обязан одному архитектору. В Барселоне им был Антонио Гауди, в Турине — Алессандро Антонелли . Еще продолжая работать над колоссом Моле, в 1881 году 82-летний Антонелли перестроил расположенный поблизости доходный дом, принадлежавший его жене (сегодня он носит ее имя — Скаккабароцци). Классический фасад здания вполне вписывается в строгий облик города. Своеобразие его можно оценить только «со стороны»: ширина одного торца составляет 5 метров, а второго — всего 70 сантиметров и кажется стеной разрушенного бомбежкой дома. Поскольку квартиросъемщики не спешили с переездом в «тонкий дом», в нем поселился сам архитектор. Потом здание было надолго заброшено, а недавно в нем устроили арт-галерею. Теперь, наконец, можно посмотреть на узкие и крутые лестницы, по которым вряд ли когда-либо удавалось протиснуть что-нибудь крупнее чемодана средней величины. Для подъема грузов под карнизом был укреплен специальный крюк — как в старинных голландских домах. В ХХ веке экстравагантностью отличался другой архитектор — Карло Моллино. Впрочем, славу ему принесло проектирование не зданий, а интерьеров. Недавно его стол из дубовых реек и стекла был продан на аукционе «Кристи» за 3,8 миллиона долларов — абсолютный рекорд для мебели ХХ века. Столик похож то ли на летательный аппарат из блокнота Леонардо да Винчи, то ли на «Летатлин» русского футуриста Владимира Татлина... Дом-музей Моллино интересен причудливым миксом элементов разных эпох. Пластиковые кресла периода промышленного бума 1960-х забавно смотрятся на фоне барочной декорации с потрескавшейся позолотой, старинные обои контрастируют с авангардистскими чернобелыми фотографиями. Все это напоминает еще об одном каталонце, Сальвадоре Дали, и его доме-театре в Фигерасе.
Изначально 167-метровое здание венчала статуя «крылатого гения». Шутники не зря называли его громоотводом: в 1904 году во время сильной грозы статую сбило молнией. С тех пор шпиль украшает 4-метровая звезда, а «крылатый гений» выставлен внутри музея До марта 1953 года, когда во время урагана обрушилось 47-метровое венчание, здание было самой высокой каменной постройкой в мире. По счастливой случайности никто не пострадал, однако при реконструкции решили использовать облицованный камнем металл. С тех пор здание утратило статус рекордсмена На смотровую площадку с удовольствием поднимаются не только приезжие, но и сами туринцы, за исключением студентов: считается, что, поднявшись сюда, можно остаться без диплома. По другому поверью, отправляясь на экзамен, ни в коем случае не стоит смотреть на шпиль здания: это увеличит риск провала В обходных галереях вокруг главного зала выставлены фотографии и киноплакаты Скоростной стеклянный лифт несется вверх на смотровую площадку на тросах без шахты, позволяя посетителям почувствовать себя под куполом цирка На первом этаже есть большой магазин видеопродукции и книг по кино Моле Антонеллиана — символ не только города, но и страны: здание отчеканено на итальянских монетах в два евроцента