Журнал «Вокруг Света» №02 за 2005 год

Журнал Вокруг Света

Гилилов впервые дает ответ на то, почему же истинный Шекспир, как сказал Владимир Набоков, «скрыл от нас чудовищный свой гений за маскою». За этим стояла не политическая конспирация, как в 1920-е годы старались доказать у нас в стране, не презрение к низкому ремеслу драматурга, как и ныне считают многие. Ведь впервые имя «Шекспир» появилось как подпись к поэмам, а поэзией не считали зазорным заниматься и короли. Стояла за этим Игра — «Игра великого Британского ума». А потому открытие Гилилова — это разгадка культурного феномена исключительного значения. Феномена Игры, литературного Карнавала.

Рэтленд и те, кто, следуя его воле, творили потом миф о Шекспире, создавали его основательно и надолго. Славный розыгрыш придумали они и, наверное, весело смеялись, сочиняя его детали. Как-никак розыгрыш не для компании приятелей, даже не для города, не для страны — розыгрыш для всего мира, на все века! В этой великолепной пьесе (не лучшей ли из всего наследия классика?), во всеохватном хэппенинге, длящемся уже четыре века, достаточно места для каждого. Весь мир — театр... Весь

мир и мы с вами — как сторонники, так и противники канонической версии — восторженно играем в пьесе о великом драматурге из Стратфорда. Очень тяжко многим из актеров этого представления будет признать, что поучаствовали они в фарсе...

Уверен, постижение мифа о Шакспере — никак не в убыток Англии. Культура ее лишь озаряется новым блеском от приоткрывшейся наконец завесы. Какие интересные лица нам открываются! Какую великую душу надо было иметь, чтобы переплавить собственные надежды и страдания в страсти своих бессмертных героев — Ромео, Джульетты, Отелло, Макбета, Лира!.. Сколько надо было испытать и перечувствовать, чтобы написать мудрые строки сонетов! И сколько дерзости и гордыни надо было таить в душе, чтобы бросить человечеству вызов: «Я, величайший из поэтов, отрекаюсь от своей великой славы. Гонитесь, если хотите, за ее мишурой. Она — тщета. Мне хватит того, что вы повторяете мои строки, мои мысли, не ведая, кто дал их вам...»

Прямая речь: Илья Гилилов

Постижение Шекспира

Полтора века в мире не утихает многоголосый Спор о том, кто же был Уильямом Шекспиром — величайшим драматургом человечества. Нередко можно слышать мнение, что о Шекспире якобы мало что известно, поэтому и возникли и сомнения, и спор. Это неверно. Постепенно о Шекспире человечество узнало больше, чем о многих его современниках. Все дело в том, что именно узнало человечество...

Изучение шекспировских произведений показало с несомненностью, что их автор (если это один автор) был не только гениальным, но и образованнейшим писателем своего времени, возможно, самым образованным и эрудированным в тогдашней Англии. Однако при жизни никто нигде не говорил и не писал, что видел такого автора или слышал о нем что-либо определенное. В то же время найденные документы свидетельствуют, что человек, которого принято считать Шекспиром, — уроженец городка Стратфорда Уильям Шакспер — не имел никакого образования вообще, вся его семья, даже его дети (!), всю жизнь оставались неграмотными, в его доме не было никаких книг, никто никогда при жизни не назвал его писателем, более того, нет никаких доказательств, что сам он умел хотя бы читать и писать, и есть веские основания в этом сомневаться. Вот это постепенно открывшееся неслыханное в истории мировой культуры противоречие — подлинная пропасть между тем, что говорят о своем авторе шекспировские произведения, и тем, что свидетельствуют подлинные документы о человеке, которого традиционно этим автором принято считать, — и является причиной Великого Спора. Сегодня вопрос о личности Шекспира — «шекспировский вопрос» — это научная проблема, так как она основывается на фактах; и, как всякая научная проблема, она должна решаться научными методами, а не упованиями на традиции и авторитеты или — тем более — на какие-то идеологические догмы (независимо от их окраски). У нас же в 1930-х годах додумались до того, что объявили всякие сомнения в авторстве Шекспира (то есть Шакспера) идеологически враждебными, а что это тогда значило — можно и не объяснять. И вот несколько поколений советских гуманитариев воспитывалось в духе этого нелепого идеологического табу, изолировавшего их от интереснейшей мировой дискуссии; последствия сказываются еще и сегодня.

Фактически в мире существуют две конкурирующие науки о Шекспире, две шекспирологии. Первая — традиционная, стратфордианская, исходящая из веры, что Уильям Шакспер и был Великим Бардом. Вторая — нестратфордианская — это отрицает, но на вопрос, кто же тогда был им, разные исследователи дают разные ответы. Множественность гипотез — нормальное явление в науке, когда она сталкивается со сложной проблемой. После выхода книги у нас, как и ожидалось, разгорелась довольно жаркая дискуссия в газетах, журналах, на радио и телевидении. Интересно, что, пока я публиковал работы по конкретным частным проблемам (датировки, идентификации прототипов и тому подобное), избегая связывать их с «шекспировским вопросом» (иначе они, вероятно, в то время вообще не увидели бы свет), оппонентов не было. Но когда в книге эта связь была наконец открыто продемонстрирована и феномен «Шекспир» получил рациональное объяснение в результатах конкретных исследований, наряду со сторонниками появились и оппоненты, объявившие, что они защищают великого драматурга от «антишекспиристов», то есть врагов Шекспира.

Но речь идет совсем не о «разоблачении» или «ниспровержении» Шекспира, а о его постижении! Множество фактов указывает на то, что перед нами не просто нередкое в истории литературы использование псевдонима, а Великая Игра, самое блестящее создание гениального драматурга, сценой для которого стало само Время, а роль не только зрителей, но и участников отведена сменяющим друг друга поколениям смертных. И те, кто сегодня изо всех сил охраняет запечатанные двери в святая святых этого Театра Времени, не ведая, что скрывается за ними, тоже исполняют предназначенную им роль. Не пострадает от постижения Шекспира никто, в том числе и Уильям Шакспер из Стратфорда: когда будет понято, что он не был Великим Бардом, но несколько столетий исправно исполнял его роль, мир не только не отвернется от стратфордских реликвий, но

будет чтить их по-новому. Что касается оппонентов, то дискуссии с ними полезны, так как заставляют думать, перепроверять факты и доводы, стимулируют научные исследования. Однако надо заметить, что после исчезновения «идеологического табу» у нас стали появляться не только серьезные информативные и аналитические работы по «шекспировскому вопросу», но и легковесные, а то и просто пародийные, полные домыслов и необузданных фантазий сочинения «про тайную историю Шекспира», запутывающие в глазах читателей сложнейшую и чрезвычайно важную для всей мировой культуры проблему.

Тем, кто серьезно интересуется этой проблемой, предстоит научиться отличать фантастические построения от достоверных фактов. Самое важное: книга переведена на английский язык и совсем недавно издана в США. Мировые шекспироведческие центры, естественно, находятся в Англии и Америке, и именно там было бы желательно развернуть дискуссию вокруг книги и содержащихся в ней фактов, идей и гипотез. Дело это непростое. Подавляющая часть американских (как и английских) университетских профессоров литературы придерживаются традиционных, впитанных с детства представлений о Шекспире и привыкли «с порога» отбрасывать всякие сомнения в исторической достоверности традиции. Можно ждать, что, даже заметив «Игру об Уильяме Шекспире» на книжном рынке, ученые-рецензенты попытаются просто отмахнуться от нее, не вдаваясь в существо дела, не говоря уже о деталях, как они обычно и поступают с книгами иностранных авторов, чьи взгляды для них неприемлемы. Можно вспомнить, что даже Владимир Набоков, чьим замечательным стихотворением о Шекспире заканчивается моя книга, долгие годы живя в США, не переводил это стихотворение на английский язык и не публиковал, не желая раздражать своими нетрадиционными взглядами влиятельных ученых мужей, от которых, будучи университетским преподавателем, зависел. Так что книге придется основательно побороться за внимание читателей, чтобы идеи и гипотезы, которые она в себе несет, стали предметом полноценной дискуссии. Некоторый оптимизм порождает то обстоятельство, что часть из моих идей и гипотез ранее уже получила признание у западных специалистов (правда, без связи с «шекспировским вопросом», кое-кого способным теперь отпугнуть). Ободряет и реакция первых читателей: на международном фестивале в Вербие (Швейцария) в июле 2003 года только что вышедшие экземпляры английского издания «Игры об Уильяме Шекспире» публично читались и активно обсуждались в рамках литературной программы в течение восьми дней. В общем, шансы — пусть и не очень большие — развязать дискуссию в самом сердце ортодоксии есть, и время покажет, удастся ли их использовать.

Дискуссии же нужны для того, чтобы стимулировать расширение и углубление исследований в направлениях, уже доказавших свою перспективность, для привлечения к участию в них западных специалистов.

Александр Липиков, доктор искусствоведения

Приглашение на казнь

Под конец жизни человек, носивший «чудовищное», по его собственному мнению, имя Гильотен, обратился к властям наполеоновской Франции с просьбой переменить одноименное название страшного приспособления для казни, но его просьба была отклонена. Тогда дворянин Жозеф Игнас Гильотен, мысленно попросив прощения у своих предков, задумался над тем, каким образом избавиться от некогда добропорядочного и почтенного родового имени... Доподлинно неизвестно, удалось ли ему это осуществить, но потомки Гильотена навсегда исчезли из поля зрения историков.

Жозеф Игнас Гильотен родился 28 мая 1738 года в провинциальном городке Сэнт в семье не самого преуспевающего адвоката. И тем не менее с младых ногтей впитал некое особое чувство справедливости, переданное ему отцом, ни за какие деньги не соглашавшимся защищать обвиняемых, если он не был уверен в их невиновности. Жозеф Игнас якобы сам уговорил родителя отдать его на воспитание к отцам иезуитам, предполагая облачиться в сутану священнослужителя до конца своих дней. Неизвестно, что отвратило молодого Гильотена от этой почтенной миссии, но в определенный срок он неожиданно даже для самого себя оказался студентом медицины сначала в Реймсе, а потом в Парижском университете, который и закончил с выдающимися результатами в 1768 году.

Вскоре его лекции по анатомии и физиологии не могли вместить всех желающих: портреты и отрывочные воспоминания рисуют молодого доктора маленьким, ладно скроенным человеком с изящными манерами, обладающим редкостным даром красноречия, в глазах которого светилась некая восторженность.

Можно только удивляться тому, сколь радикально изменились взгляды того, кто некогда претендовал на роль служителя церкви. Как лекции Гильотена, так и его внутренние убеждения обнаруживали в нем законченного материалиста. Еще не были забыты великие врачи прошлого, такие как Парацельс, Агриппа Неттесгеймский или отец и сын ван Гельмонт, еще трудно было отрешиться от представлений о мире как о живом организме. Однако молодой ученый Гильотен уже ставил под сомнение утверждение Парацельса о том, что «натура, космос и все его данности — единое великое целое, организм, где все вещи согласуются меж собой и нет ничего мертвого. Жизнь — это не только движение, живут не только люди и звери, но и любые материальные вещи. Нет смерти в природе — угасание какой-либо данности, есть погружение в другую матку, растворение первого рождения и становление новой натуры».