Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год
Шрифт:
— Пошли, я тебя познакомлю с героем сегодняшнего боя, Мухаммедом Али, — потянул меня Ахмед к вооруженному автоматом бородачу, стоявшему поодаль. Мухаммед Али выглядел, пожалуй, как типичный араб пустыни — у него была смуглая кожа, крупный горбатый нос, жилистое тело. Свою бороду он аккуратно подстригал, оставив лишь неширокую полоску с мыском на подбородке. Бороду дополняли щегольские усы. Лицо Мухаммеда казалось спокойным и немного надменным.
— Откуда здесь взялись англичане и наемники? — спросил я его.
—
— Нет.
— Смотри, — показал он карту. — К северу от гор у англичан есть в пустыне одна база. Мы их никак не можем из нее выкурить, потому что подступы видны как на ладони, и в случае опасности с базы вызывают по радио авиацию.
— Это далеко отсюда?
— Километров сто по пустыне... Так вот, наемники заняли брошенный год назад военный пост Даан-Хор. Наверное, хотели закрепиться в Западной зоне.
— Как вы узнали об их появлении?
— Пастухи... Недалеко пасли коз два бедуина, они и сообщили в штаб... Дальше Даан-Хора наемники не пошли. Они установили орудия и начали стрелять по горам, чтобы нагнать страху. Но не сообразили выставить боевое охранение, хотя густой кустарник подступал прямо к их позиции. Пока наемники были заняты обстрелом гор, мы подобрались к ним и открыли огонь из минометов. Дело было перед заходом солнца. Эти горе-вояки не выдержали, погрузились в автомашины и поспешили удрать. При отходе один из грузовиков подорвался на нашей мине...
В эту ночь в пещере больше никто не спал. Мы сидели с Мухаммедом Али на краю обрыва и наблюдали, как светлеет черная долина. Над гребнем горы показался сегмент солнца, и восточная часть неба стала золотистой. Светило поднималось быстро, буквально на глазах. Темно-синее небо голубело, как будто выгорало, приобретая обычный белесый оттенок. Рыжие горы и корявые безлиственные леса, отдохнувшие в ночной прохладе, снова оцепенели в неподвижном зное.
...«Дерево свободы растет быстрее, если его поливают кровью борцов». Я не раз слышал эти слова в Дофаре. Они не показались мне просто красивой фразой.
Один из основателей Народного фронта говорил мне:
— Мы считаем, что только та революция достигнет успеха, которая не страшится жертв.
Он протянул мне пачку листовок, каждая с портретом бойца и подписью: «Пал смертью храбрых». Я вглядывался в юные, почти детские лица и вдруг увидел два знакомых, они промелькнули передо мной прошлый раз то ли на привале, то ли в пути. И вот этих юношей нет. Они погибли.
Но многие из тех, кого я знал раньше, продолжают борьбу. На одной из горных троп я встретил сопровождавшего нас два года назад бедуина Сайда с его неразлучной, отлично
Другая встреча была совсем неожиданной.
Меня познакомили с Гудой в Бейруте за год до второй поездки в Дофар. Мой друг, ливанский студент, предложил мне:
— На нашем факультете учится одна дофарка, активистка Народного фронта. Хотите встретиться с ней?
— Буду рад.
Мы прошли по вечерней улице Хамра, где кафе со столиками, стоявшими прямо на тротуаре, были битком набиты нарядной публикой, а по мостовой бампер к бамперу шли машины, не включая фар — все заливал свет реклам, — свернули на улицу Жанны д"Арк и направились к американскому университету. Напротив него, в одном из снэк-баров за чашкой чая сидела худенькая, изящно одетая девушка. Она писала в блокноте математические формулы.
— Товарищ Гуда, — представил ее ливанец, и я ощутил энергичное пожатие маленькой руки.
— Почему вы вступили в Народный фронт? — спросил я Гуду, когда мы уселись к ней за столик.
Она ответила не сразу:
— ...Видите ли, когда я была еще подростком и жила в Салале, в семье довольно обеспеченной и счастливой, я увидела однажды, как стражники избивали провинившегося раба на глазах у его дочери. Тогда я решила посвятить свою жизнь борьбе против угнетения.
Скажу откровенно: в то время я ей не поверил, несмотря на ее серьезный тон, уж слишком хрупкой и изнеженной выглядела эта девушка.
...Утренний переход выдался особенно тяжелым для нашего отряда. Подошло к концу продовольствие, и накануне наш рацион состоял лишь из вареного риса и чая. Мы натощак поднимались на перевал, где не было источников воды, и бойцы к своей тяжелой выкладке добавили еще полные бурдюки. Дневали мы в тени скалы в каменистом пади и наслаждались ветерком. Вечерний переход показался уже легче, и мы еще засветло пришли к школе, о которой в освобожденных районах сочиняли стихи и слагали песни.
У портрета Ленина в почетном карауле замерли подростки, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Мальчишки и девчонки в возрасте от 6 до 14 лет под звуки горна собрались на торжественную линейку. Их горящие глаза следили за тем, как на шест поднимается флаг Народного фронта. В центр площадки вышла... Гуда. На ней были брюки и солдатская гимнастерка, перепоясанная ремнем с тяжелым патронташем, за плечами винтовка.
— Что здесь делает Гуда? — спросил я Ахмеда.
— Товарищ Гуда — директор школы.