Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год
Шрифт:
— Да уж видно, Саша, сам понять должен, какая из меня теперь послушница, если сама в любви тебе призналась. Быть мне либо... в черном скиту молчальницей, либо уж... за тобою, Саша!
...Рассвет, очень чистый и ясный, набирал силу и обещал жаркий день. Над баржей и во всех бортовых проемах сияло розовое и голубое небо. Стрельба как будто поутихла, ветерок отогнал дымовые облака.
Внезапно в левом проеме Антонина, не сомкнувшая глаз после объяснения с Сашкой, увидела в небе что-то похожее на светлый крест.
Он вырастал и перемещался, а одновременно
— Аэроплан! — сообразила Антонина, когда от проплывающего креста отделился какой-то маленький темный предмет.
Аппарат скрылся за выступом кормы, и тут же донесло сильный тугой звук, от которого дрогнула земля и качнулась баржа с узниками. Эхо разнесло грохот взрыва далеко вниз и вверх по реке, но в треске пулеметных очередей стрекочущий звук не пропал, а лишь отдалялся постепенно. И Тоня вдруг, впервые за много лет, отчетливо вспомнила лицо своего отца, будто сам он внезапно предстал перед нею, в таком же очкастом шлеме... Фотография отца была у мамы еще на пароходе «Кологривец»... Снова раздался взрыв авиационной бомбы. Стрекотание мотора слышалось еле-еле. Изможденные узники баржи даже не пробуждались от этих новых звуков войны, и лишь Сашка, уснувший в волнении, при взрывах динамитных бомб приоткрывал и сразу же вновь смыкал глаза.
На барже начались уже шестые сутки плена. От голода и пуль погибли десятки человек. Утром 11 июля участники совещания — Вагин, Смоляков, Павлов, Бугров, Полетаев, Ольга и Сашка — подняли узников на постройку бруствера из поленьев. Их выкладывали впритык к борту, делали правильные «перевязки», чтобы баррикада не осыпалась. Артельное дело пошло быстрее, чем надеялись инициаторы.
Вместе с другими трудился работник музея, знаток города. Он рассказал, что в библиотеку Демидовского лицея, саму по себе драгоценную, буквально на днях привезли из осажденного Петрограда еще более ценные рукописи и книги. Думали, Ярославль надежнее!
К вечеру бруствер был готов. Под его защитой стало возможно похоронить убитых
Отодрали от борта широкую доску. Первым положили тело Василия Чабуева, застреленного в начале плена. Под защитой бруствера выдвинули доску с телом за борт. Помвоенкома негромко сказал:
— Прощай, товарищ! Пролетарский гимн и салют над тобою и всеми борцами за Революцию прозвучат после нашей полной победы!
Два человека шестом снизу приподняли край доски.
Как только за бортом раздался всплеск, с берега ударил пулемет. Пули вспарывали обшивку баржи, били по торцам поленьев, поднимали брызги у борта, но никто из пленников не был задет.
За тусклой дымовой завесой к горящему городу неслышно подкрались мглистые сумерки. Резкие хлопки выстрелов казались совсем близкими. Все чаще край неба подергивался
Антонина лежала на спине и не спускала глаз с Сашки. Вдвоем с Бугровым они готовились плыть к берегу и наблюдали за рекой из оконного проема под кормовой полупалубой.
Течением несло бревна, поваленные деревья и столбы с обрывками проводов. Иногда проплывал мимо баржи вырванный с корнем куст или измочаленная крона ивы — следы пушечного обстрела берегов.
Ольга дала им адрес: бывший особняк полковника Зурова на Волжской набережной, на втором этаже, спросить бабку Пелагею Петровну, ткачиху, Олину мать. Она поможет раздобыть хлеба у городских пекарей. Только осмотрительнее с нижними жильцами. Если придется с ними разговаривать — надо обратиться либо к прислуге, либо к девочке Ванде. Хуже всех сама пани Элеонора, эта обязательно выдаст!
Днем Антонина подозвала Сашку к старцу Савватию. Узнав, что Сашка поплывет, как стемнеет, старец опустил руку в карман рясы и извлек нечто бесценное: просфору и два кусочка сахару!
— С самой Яшмы сберегаю! — шепнул он Сашке, пораженному неслыханной щедростью. — Монастырские перед отъездом подарили. Господь подсказал приберечь до крайности. Подкрепишь силы! Может, и я сподоблюсь пчельничек свой скитский узреть, если господь тебе воспоспешествует!
Сашка попытался подсунуть подарок старца Антонине, но та пригрозила, что пожалуется Савватию: не ей задано Волгу переплыть. Она сама обняла его на прощание, поцеловала крепко и спрятала голову на его широкой груди. Когда простилась, стала глядеть, как Сашка с Бугровым присели на краю поленницы по обычаю русских людей перед дальней дорогой, а потом полезли на верх бруствера.
Наверху пловцы съели до мельчайшей крошки разломанную просфору, успевшую почти окаменеть в кармане Савватия, и сжевали сахар. Пустые желудки, растревоженные малой порцией еды, больно заныли, но уже через десяток минут оба признались друг другу, будто и в самом деле силушки несколько прибыло.
Оба наблюдателя выросли на реке, они сразу распознавали любой предмет, проносимый течением. Почти одновременно разглядели, что сверху, из-под моста, плывет челнок или лодка. Пустая ли?
Сашка ухватился за стойку проема, но бдительный пулеметчик Иван Губанов заметил движение и полоснул по окну очередью. Сашка мигом скатился на бревна бруствера, Антонина внизу лежала бледная, будто неживая. Бугров потянул Сашку на кормовую полупалубу.
— Может, за рулями сумеем спуститься!
Они по-пластунски добрались до погребальной доски, оставленной наверху, перешли вдоль фальшборта к рулевым брусьям. Ступая на палубный настил, Овчинников последний раз махнул Антонине — он терял ее теперь из виду.
На рябоватой, уже темнеющей поверхности Волги они отыскали знакомую лодочку. Скоро поравняется с носом баржи...
— Плыть надо за нею как можно дольше. Хорошо бы с поленом! — шепнул Сашка напарнику. — Как выйдем из-под обстрела — заберемся в лодку.