Журнал «Вокруг Света» №04 за 1991 год
Шрифт:
Энджу Гудлайф, двадцатитрехлетний студент университета из Фербенкса, объявил, что до «квадрата Леваневского» осталось пятнадцать метров. Энджу работает со спутниковой навигационной системой, и его прибор определяет место нахождения датчика с точностью до... двух сантиметров.
Энджу Гудлайф — полная противоположность Денису. Он меланхоличен, хорошо образован. Дэвид Стоун как-то сказал про Энджу, что он перспективный студент: «Наверное, потому что он не американец, а англичанин».
Энджу выскочил из вездехода и наметил начало отсчета лыжной палкой. Боб Роберт продолжал вести «форд», слегка замедлив скорость и направляя его по тому курсу, за которым очень внимательно наблюдал Дэвид. Курс вездехода четко вычерчивался на экране компьютера.
В этот день мы сделали
14 апреля, обсудив план работы, мы выехали на вездеходе чуть северо-западнее, чтобы «прочесать» галсами еще одну часть квадрата. И вновь неудача. Боб наехал на торос. На ремонт саней ушел час с небольшим.
Мы с Женей решили отсоединиться от экспедиции и проверить те крестики на его карте, что расположены примерно в 3—5 милях от северной оконечности квадрата. Я пристегнул свой магнитометр к груди, установил датчик и двинулся по направлению к Северному полюсу. У Жени карта. С нами поплелся по собственному желанию долговязый и несколько наивный вундеркинд Энджу Гудлайф. По хорошему незапорошенному льду мы шли с час. Все это время, бряцая ракетницей и прочей военной атрибутикой, нас на снегоходе сопровождал Денис Лонг. Он то объезжал нас, то возвращался, мигая противотуманными фарами. Потом «лафа» для Дениса кончилась. Кончилась она и для нас — утопая в снегу по колено, а то и по пояс, мы не раз пожалели, что не взяли с собой лыж. Денису Лонгу пришлось вернуться, а мы, теперь уже втроем, продолжили путь. Начались огромные торосы, высотой в два-три метра. Они возвышались частоколом. Видимо, в этом месте начинался океан, и торосы появились вследствие подвижки и ломки дрейфующего льда. С грустью вспоминал я паковый лед, по которому можно было мчаться на снегоходе. «Хорошо, — думаю, — Гудлайфу и Коноплеву. Они-то налегке». Мой же магнитометр с датчиком, весящими около десяти килограммов, превратились в многопудовую ношу. Я постоянно проваливался по пояс и падал. Вот это и есть Арктика, трижды проклятая и четырежды воспетая...
Изрядно отстав от Жени и Энджу, я упал в жгучий снег и стал его есть, чтобы утолить жажду. Силуэты Гудлайфа и Коноплева начали растворяться в белом ледовом пространстве. Я крикнул, чтобы подождали. Догнав, предложил Жене возвращаться к вездеходу. Уже начинался вечер, а до мифических точек, отмеченных экстрасенсами, было еще мили четыре, к тому же мы жутко устали. Был ли смысл ночевать в снегу без оружия, без спальных мешков и спичек? Женя со мной быстро согласился и добавил:
— Ты был прав, лагерь следовало разбить прямо в океане и жить в палатках, а не жевать в Купаруке ананасы.
На обратном пути Гудлайф подвернул ногу и потерял рукавицу. У Энджу интересная фамилия. В переводе с английского она означает «хорошая жизнь». Но сегодня ему не повезло, и мы назвали его «Бедлайф».
В индустриальный центр Купарук возвращались злые и молчаливые. Вездеход без нас сделал немало галсов, но компьютерные распечатки профессора Стоуна опять не показали металл, имеющий магнитное поле.
15 апреля, в воскресенье, Курильчик объявил уик-энд. Зачем этот отдых — непонятно. Мы пытались возразить, ведь и вездеход, и горючее — наше, и мы своей работой никого не обременим. Увы, у американцев свои привычки, которыми они не могут поступиться. Уик-энд — это святое. Даже тот аргумент, что мы бездарно проедим сегодня, во время дурацкого бездействия, 200 долларов, для Ку-рильчика не был убедителен. А время? За световой день можно прочесать значительную площадь...
— Нет, — упорствовал Курильчик. —
Роджер Беккер, как всегда, вежливо улыбнулся, дав мне понять, что отдых есть отдых.
Денис Лонг сказал:
— Не горюй, сегодня мы с тобой сыграем в американский бильярд.
На следующий день экспедиционный вездеход вновь двинулся по направлению к Северному полюсу — продолжать поиски при помощи стационарных магнитометров. Погода в этот день была вполне сносной, по крайней мере, ветра, пронизывающего насквозь, мы не ощутили, когда остались на льду вдвоем с Женей, выгрузив дневной запас продовольствия, горючее и мой магнитометр. Остальные участники дождались, пока над нами пролетит навигационный спутник «Коспас-Сарсат», чтобы по нему сверить точное местонахождение экспедиции, и двинулись дальше. Мы же принялись за работу, пометив разгруженными вещами точку отсчета. Картина была очень забавной. Коноплев с карандашом и блокнотом стоял в фиксированной точке, а я ходил по прямым линиям и через каждые десять метров выкрикивал цифры, которые зажигались на электронном табло магнитометра. Принцип работы прибора: нажимаешь на кнопку — и датчик посылает квантовый сигнал к центру Земли; пучок энергии возвращается в датчик с заложенной информацией о магнитных аномалиях. В конце квадрата я уже орал цифры; ветер уносил голос в глубь Арктики. Через шесть часов я вконец вымотался и охрип, а Женя прямо-таки задубел на морозе. В одном месте цифры зашкалили, но не настолько, чтобы насторожить нас.
Потом на горизонте появился вездеход. Солнце быстро тускнело, поэтому Боб Роберт включил фары. Американцы сегодня на славу потрудились — шесть часов они прокладывали галсы по льду. Посмотреть на них со стороны смешно: ездит вездеход с санями, как колхозный трактор на посевной, и пашет... снег. Я более чем уверен, что американские солдаты, наблюдая в бинокль, от всей души потешались, глядя на наши зигзаги.
На вечернем собрании мы показали доктору Стоуну блокнот с добытыми данными. Он быстренько все оценил и уже через полчаса выдал цифровые показания в графическом изображении. Шесть часов, выходило, мы лазили по пустому квадрату, результат американцев был также отрицательным. Что ж, отрицательный результат — тоже результат. Что касается боссов — Уолтера Курильчика и Роджера Беккера, их начало лихорадить, они стали все чаще говорить о деньгах.
Покинул экспедицию Энджу Гуд-лайф — у него кончились каникулы, и его сменил Тим Максвел, тридцатилетний бородатый студент того же геофизического факультета Фербенкского университета. Тим — улыбчивый и добродушный парень, готовый всегда помочь и понимающий все с полуслова. Тим — гражданин Вселенной. Родился и жил в Швейцарии, колледж закончил в Калифорнии, а университет себе выбрал самый северный в Америке: именно здесь, как он считает, можно получить хорошее образование: «Правда, за это удовольствие, — как-то сказал он мне, — приходится раскошеливаться родителям».
Свежие силы экспедиции, к сожалению, нового результата не принесли: море Бофорта продолжало загадочно молчать.
И вот настал день, 18 апреля, когда Уолтер Курильчик вежливо сказал Жене и мне, что экспедиция, видимо, свертывается, и нам надо вернуться в Анкоридж.
— А мы еще дня два поищем Н-209, — добавил он серьезно и безапелляционно.
— Но ведь речь шла о том, чтобы искать до конца апреля, — возразил Евгений. — За оставшиеся дни можно до конца «прочесать» квадрат.
— Так надо, — молвил Курильчик. — Все очень дорого.
— Закроем версию, что самолет разбился между островами Тэтис и Спай?
— Мы продолжим поиск летом, если не возражаете. На катерах.
Мы с Коноплевым лишь пожали плечами, а вечером, когда остались в номере одни, пришли к выводу, что все это неспроста и что ни АРКО, ни сам Курильчик здесь ни при чем. Грешным делом подумалось (ведь совграждане воспитаны на страхе перед органами госбезопасности), что кое-кто, имеющий отношение к экспедиции, не стану называть его имя,— сотрудник ФБР, и здесь его присутствие оправдано тем, чтобы наблюдать, как бы мы чего-нибудь крамольного не сделали в секретной зоне.