Журнал «Вокруг Света» №05 за 1984 год
Шрифт:
У второго огневого взвода Криклий задержался еще дольше. Впереди орудий стучали топоры. Слева и справа мелькали лопаты. Кое-кто уже добрался до глины. Криклий про себя подумал, что часа через два основные работы на батарее будут завершены. Заглянув в одну из ниш, он вдруг обнаружил там несколько снарядов с заводской смазкой — их плохо очистили. А это недопустимо: из-за такой халатности быстрее выйдет из строя ствол орудия. Сурово взглянув на командира взвода лейтенанта Бакшанского, капитан велел проверить весь боекомплект.
Приближался вечер. Старшина батареи привез на телеге
— Воздух! В укрытие!
Через две минуты батареи как не было. Повозка с огромными термосами перекатилась в рощу. На сей раз самолет долго над позицией не задержался.
— Отбой! — зычно возвестил старший на батарее.
В первом часу ночи в штабном блиндаже, построенном на опушке леса, было тесно. Посреди самодельного стола стояли две коптилки — медные гильзы из-под снарядов с фитилями — и дымили вовсю. Тем не менее Иван Ильич разрешил закурить:
— Курите, курите, товарищи. Завтра некогда будет...
Командиры всех трех батарей, а также начальник штаба дивизиона старший лейтенант Пискин и сам капитан Криклий говорили о готовности батарей, о наличии боеприпасов, о развертывании санитарного взвода, о дополнительной подвозке снарядов, о питании. В час ночи командиры разъехались по батареям. На сон оставалось три с половиной часа. Подъем в четыре тридцать, завтрак и — на позиции.
Утро 12 мая было тихое и ясное. Заря на востоке разгоралась по-весеннему ярко. На пять часов тридцать минут был назначен по всему фронту авиационный, а в шесть — артиллерийский налеты.
Самолеты отбомбились, и гул их стал удаляться. Десять, пять минут до начала артподготовки. Командиры батарей еще раз доложили Криклию о готовности. И началось... По всему фронту в сторону немцев полетели красные ракеты, и радисты несколько раз передали цифру 777 — условный сигнал начала артналета.
Ровно час обрабатывала врага артиллерия. Потом двинулась пехота в атаку. Фашисты, несмотря на отчаянное сопротивление, не выдержали напора и откатились по всему фронту на восемь-десять километров. 13 мая Иван Ильич Криклий услышал на третьей батарее, где его застали срочные дела, сводку Совинформбюро: «...На Харьковском направлении... гвардейцы под командованием товарища Родимцева уничтожили около 500 гитлеровцев, захватили у противника 35 орудий, из них 15 тяжелых...»
Криклий, глядя на стоявших перед ним артиллеристов, одобрительно кивнул. Услышав последние слова диктора: «...и уничтожили 15 танков...», сказал:
— Четыре из них подбиты нашим дивизионом...
Наутро, не успела еще сойти с земли вчерашняя гарь, не успел развеяться дым от взрывов снарядов, бомб, мин,— снова бой. И снова гвардейцы в наступлении. Артиллеристы еле поспевают за пехотой и танками.
Во время очередного двухчасового перехода, когда наступила смена позиций дивизиона, Криклий ехал на повозке с сеном и радовался успеху наступления и тому, как показал себя дивизион, его артиллеристы. Вокруг
Там он командовал батареей. Той самой, первой, в которой сейчас его место занял Иван Быков. Но от нее осталась буквально треть состава — и ни одного из тех орудий. Обстановка на границе была сложной. Все остерегались провокаций со стороны немцев, оккупировавших Польшу и сосредоточивших у нашей границы множество войск. Когда немецкая «рама», нарушив границу, летала над позициями укрепрайона, артиллерийскими парками, над расположением пехотной дивизии, никто не думал о том, чтобы убрать разведывательный самолет огнем зениток. Стрелять строжайше запрещалось.
К 17 июня обстановка на границе, где служил Иван Криклий, накалилась. В батарею пришла команда: «Строго секретно. Занять боевые позиции с полным боекомплектом».
Иван уезжал из дома на рассвете.
Жена растерянно смотрела то на него, то на крепко спавших ребят.
— Я ненадолго,— сказал Иван,— скоро вернусь. Учения...
Он как в воду глядел: двадцатого вечером вернулся в город, к семье. Была пятница. Поступила новая команда: «Отбой!» Только успели провести рекогносцировку, обжить позиции — и назад, по домам. Орудия затащили в парк, смазали и зачехлили. Солдат отправили снова в казармы. Командному составу полка, который собрался в Доме Красной Армии, было передано: «Состояние боевой готовности приказом старшего артиллерийского командира отменяется». На батарее за Криклия остался лейтенант. Он холостяк, недавний выпускник того же Киевского училища, которое кончал и Криклий. В город на лошади не поедешь, держать негде, поэтому Иван отправился на попутных.
Километров восемь ехал на повозке. Словоохотливый поляк рассказывал:
— Был на днях на той стороне Буга. Родственники там у меня, брат родной. Он живет по одну сторону реки, я — по другую. Проехал там я километров пятьдесят...
Иван слушал не очень внимательно. Но когда дед, крикнув пару раз на лошадь, заговорил о немцах, командир насторожился.
— Немцев там видимо-невидимо. В каждой деревне стоят. Сколько ни ехал — одни войска. А в районе Грубешува — танков не сосчитать!
— А говорят на той стороне о чем? — не выдержал Криклий.
— О разном. Больше о войне. Вот-вот начнется, говорят. Немцы будто бы брешут: «Все, что лежит между Бугом и Владимиром-Волынским, будет уничтожено».
Старик должен был сворачивать, и Иван, чтобы не остаться перед ним в долгу, мол, ехал всю дорогу молча, сказал ему, прощаясь:
— Не волнуйтесь, дедуля, войны не будет. У нас с Германией договор о ненападении.
Оставшиеся до города километров пять Криклий шел пешком, предчувствуя радость встречи с женой и детьми, радуясь и тому, что неожиданно выпало два дня отдыха, что бывало редко.