Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год
Шрифт:
Муатесье и Фужерон отправились в путь 21 августа, Билл Кинг — тремя днями позже. Фужерон и Муатесье по принципиальным соображениям отказались брать с собой передатчики. Эти двое, безусловно, были самыми опытными моряками-одиночками, но Фужерон не добрался даже до «ревущих сороковых» — свирепый шторм, застигший его ночью врасплох, опрокинул лодку. Позднее Фужерон писал:
«Я сворачиваюсь в клубок на узкой койке и жду, когда со мной расправится необузданная стихия. Что делать? Лодку с чудовищной силой швыряет набок. Я распластан и прижат к стене. Кухонная утварь, книги, бутылки, банки с джемом — все, что не закреплено намертво, летит ко всем чертям, а меня вверх тормашками кидает на противоположную стенку. В эту минуту мне
Лодка выпрямилась, мачта уцелела, однако Фужерону этого было достаточно — он закончил плавание на Святой Елене.
Командор Билл Кинг прошел Атлантику очень медленно и добрался до Индийского океана, но в конечном итоге его подвела конструкция яхты. Парусное вооружение по типу джонки имеет специфические недостатки. Ванты не предусмотрены, и оттого крепления мачт подвергаются усиленным нагрузкам. Когда в тысяче миль от Кейптауна волна опрокинула лодку, грот-мачта упала. У Кинга не оставалось иного выхода, как вернуться в Кейптаун.
Тем временем Бернар Муатесье обогнал Билла Кинга на две тысячи миль и, несомненно, шел быстрее Робина Нокс-Джонстона. Крайне маловероятно, что Муатесье рассматривал свое плавание как участие в гонках. Перед самым отплытием он заявил: «Люди, которые думают о деньгах и рекордах, не победят. Победят те, которые будут думать о своей шкуре. Я сохраню свою шкуру; может, просто набью пару шишек».
Когда Муатесье вошел в Индийский океан, Робин Нокс-Джонстон уже приближался к Новой Зеландии. Он пересек Тасманово море, впереди по курсу был пролив Фово. Скоро «Суахили» войдет в южную часть Тихого океана, и тогда откроется долгий свободный путь до мыса Горн. Нокс-Джонстон всегда слушал прогнозы погоды ближайшей радиостанции, и вечером 17 ноября в конце прогноза прозвучало сообщение для капитана «Суахили»: «Необходима наша встреча днем у гавани Блафф. Подпись: Брюс Максвелл».
Нокс-Джонстон знал о приближении холодного фронта, но полагал, что успеет встретиться с корреспондентом «Санди миррор» Максвеллом — передаст ему свои заметки и, самое главное, увидит человеческое лицо—очень заманчивая перспектива после долгого одиночества. Но холодный фронт прибыл быстрее, чем он ожидал. На следующий вечер в проливе Фово были предсказаны десятибалльный ветер, ливень и плохая видимость.
Ночью накатили тучи, начался ливень, наперегонки помчались волны. Близость земли в такую погоду внушала самые серьезные опасения, а ведь Нокс-Джонстон вошел в довольно узкий пролив. С большим трудом он сумел обогнуть мыс и выйти в спокойные воды, непосредственная угроза миновала. Понимая, что достичь гавани Блафф в этих условиях не удастся, Нокс-Джонстон принял решение направиться к бухте Отаго, лучше укрытой от ветра. Он достиг ее на следующий день, осторожно обогнул мыс и, к своему ужасу, сел на мель. Дно было песчаным, так что лодка скоре всего не пострадала, и с приливом «Суахили», вероятно, сойдет с мели. Нокс-Джонстон реагировал молниеносно: схватил 30-фунтовый якорь, прыгнул в воду и пошел по дну. Когда дно понизилось и Нокс-Джонстон с головой ушел под воду, ему пришлось то и дело подпрыгивать, чтобы набрать воздуха. Наконец он нырнул и закопал лапы якоря. Теперь Нокс-Джонстон мог быть спокоен: во время прилива лодку не затащит еще дальше в песок.
Брюс Максвелл прибыл на следующий день с массой новостей, но — к неимоверному разочарованию Робина — без почты. Оказывается, после отплытия Нокс-Джонстона организаторы гонок ввели новые правила: в частности, участникам теперь не разрешалось во время плавания принимать что бы то ни было на борт. Максвелл посчитал, что это относится и к почте. По мнению Нокс-Джонстона, такое ограничение было излишним и только подчеркивало неестественность плавания. От Максвелла Нокс-Джонстон узнал, что в путь пустились еще трое. Правда, один из них — Алекс Кароццо — уже выбыл из гонок, а Дональд Кроухерст и Найджел Тетли были позади в Атлантике.
Тримаран — это бескилевая платформа на трех поплавках. Такая конструкция придает большую остойчивость и позволяет развить немалую скорость — при хорошем ветре лодка буквально скользит по гребням волн, делая до 22 миль в час. Однокорпусному судну такое недоступно. Загвоздка лишь в том, что если тримаран перевернется, то это уже окончательно.
Тетли сам переоснастил свою лодку и 16 сентября вышел в море.
Дональд Кроухерст тоже решил идти на тримаране, хотя практики в обращении с ним не имел никакой. Было очевидно, что выйти раньше конца октября — крайнего срока, установленного для участников гонок,— не удастся, и нечего надеяться обойти моряков, стартовавших раньше. Оставалось идти на побитие рекорда времени, а для этого требовалась действительно быстроходная яхта. Кроухерст решил построить тримаран наподобие «Виктрес» Тетли, но с обтекаемыми, усиленными надпалубными сооружениями и массой электронных устройств, повышающих безопасность плавания. На все это, конечно, требовались деньги, но Кроухерст преодолел и финансовый барьер.
Тримаран был задуман как коллекция новинок. На верхушке мачты предполагалось расположить «мешок плавучести»: если лодка ляжет на бок, электронные датчики, расположенные в трюме, подадут сигнал, и мешок автоматически наполнится воздухом из баллона. Имелось также множество других электронных устройств, которыми должен был управлять компьютер, установленный в кабине. К сожалению, воплотить эти идеи в жизнь Кроухерсту так до конца и не удалось. Помешали спешка и его собственная несобранность.
Кроухерст отплыл в три часа пополудни 31 октября, незадолго до истечения крайнего срока. И сразу же начались неприятности: выяснилось, что «мешок плавучести», накануне в спешке прикрепленный к мачте, зажал намертво два фала, так что нельзя поднять ни стаксель, ни кливер. Кроухерст потребовал, чтобы его отбуксировали в гавань и там починили такелаж. Наконец против сильного южного ветра он вышел в залив Лайм и исчез в пелене моросящего дождя.
Плывя по Ла-Маншу, Кроухерст разобрал груды имущества в кабине и на палубе, но в последующие несколько дней безнадежность затеи проступала все отчетливее. Стал барахлить авторулевой, обнаружились дефекты герметизации люков — левый поплавок принимал воду. У Кроухерста была мощная помпа, но в суматохе сборов пропал длинный гибкий рукав для откачки воды из отсеков. Теперь это можно было сделать лишь вручную — медленный и изнурительный процесс, совершенно бессмысленный в бурном море, потому что, как ни откачивай, в открытый люк будет постоянно хлестать вода.
15 ноября Кроухерст подвел черту своим бедам, записав в журнале: «Во мне растет мучительное понимание того, что скоро придется взглянуть в лицо фактам и решить участь плавания. Кошмарное решение!»
Однако 18 ноября, сумев связаться по радио с женой Клер и своим основным кредитором Стэнли Бестом, Кроухерст даже не обмолвился о возможности схода с дистанции. Свое местонахождение он описал таким образом: «В нескольких сотнях миль к северу от острова Мадейра». В следующем разговоре с Бестом через два дня Кроухерст опять умолчал о возможном прекращении плавания, но предупредил, что, вероятно, не сможет выйти в эфир из-за неполадок в генераторе. Он был не в силах признать себя побежденным...