Журнал «Вокруг Света» №07 за 1974 год
Шрифт:
И замечательно, что пифос из Самадло, подобно дипилонским, связан с культом, с какими-то древними земледельческими обрядами. И что в его росписях угадывается тот же замысел, тот же строй, знакомый нам по греческой керамике «геометрического стиля». Вплоть до попытки ввести квадратные поля в горизонтальное членение поясов.
Речь идет, конечно, не о заимствованиях. Это только примета образа жизни, по существу сходного и на западе, и на востоке от берегов Черного моря. А встречи и прямые контакты эллинов и колхов состоялись своим чередом, что многократно засвидетельствовано археологией.
Связи и времена
Отложив в сторону справочник, можно вспомнить греческие мифы. По их данным, связи длятся не просто с древних времен, но с незапамятных.
Вот, наверное, откуда особое и такое естественное здесь неравнодушие к эллинской древности, которым отмечены многотомные труды профессоров Г. Ф. Церетели и С. Г. Каухчишвили — патриархов тбилисской школы классической филологии — и работы следующего поколения ученых, будь то монографии А. В. Урушадзе о Колхиде аргонавтов, исследования А. Д. Алексидзе о византийской культуре или научные публикации Р. В. Гордезиани.
В предисловии к одной из своих работ Гордезиани писал, что каждая эпоха в истории науки заново и по-своему осмысливает Гомера. Можно добавить: и каждая страна. А примером привести его же статьи о кавказском побережье Черного моря в микенское время, о передвижениях древнейших племен на территориях нынешней Турции и Закавказья.
Это направление ведет исследователя в далекое прошлое стран Эгейского бассейна и западной Анатолий, к хетто-хурритской древности, к проблеме этрусков, появившихся неведомо откуда на Апеннинском полуострове в конце II или начале I тысячелетия до нашей эры.
Полгода работал Гордезиани в научных этрускологических центрах Италии. Есть теория малоазиатского происхождения этрусков. Есть примечательные факты. Например, некоторые этрусские изделия из бронзы обнаруживают явное — и принципиальное — сходство с бронзой Урарту. Что это — подтверждение этнического родства? А может быть, просто результат меновой торговли? Однако бронза такого типа неизвестна на территории Греции, по которой должны были бы проходить торговые пути из Малой Азии в италийские города.
Кавказ и восточная Турция очень интересуют в последние годы итальянских ученых. Когда Р. В. Гордезиани читал в университете в Перудже лекцию о грузинской культуре, среди его слушателей были и ученые — этрускологи. Они пришли сюда не только из уважения к советскому коллеге.
Варшава, Лейпциг, Берлин, Иена, Сиракузы, Флоренция, Рим — таков маршрут научных поездок специалиста по древнегреческой филологии, нашего современника. Сегодня проблемы истории древних культур — проблемы международные, которыми невозможно заниматься в одиночку. В особенности, если вас занимает такое всечеловеческое по самой своей сути явление культуры, как Гомер.
В минувшем апреле делегат XVII съезда комсомола Рисмаг Гордезиани докладывал на секции «Комсомол и подготовка молодых советских специалистов» о работе Совета молодых ученых при ЦК ЛКСМ Грузии.
Рассказал он и о гуманитарной школе, основанной несколько лет назад при университете, «...целью являлась именно гуманитарная
Гордезиани не упомянул о том, что и сам около трех лет читал в этой школе античную литературу, учил подростков древнегреческому языку. Ребята уже довольно бойко разбирали «Илиаду». Они скандировали: «Мэнин аейде теа Пэлэиадо Ахилеос... — Гнев богиня воспой Ахиллеса, Пелеева сына...»
Разумеется, не все они станут филологами-классиками. Школа для того и создана, чтобы заранее, задолго до вступительных экзаменов в университет, помочь им осмотреться в кругу наук о человеческой культуре, сделать правильный выбор. И наверное, это очень хорошо, что выбирать свое будущее в науке им помогает Гомер.
Человек из деревни Ручей
Что такое летняя полночь на Севере? Море белого, жемчужного света. Кажется, что солнце не ушло за горизонт, а вселилось в тихий безлюдный лес, спящую реку, в плывущие по реке деревья. Куда ни посмотришь, нет ни единой тени.
Пинега несет нас сквозь угрюмо нависшую тайгу, мимо белых крутых берегов и зеленых пожень. Редкая моторка, редкая деревенька встретится в пути. И только гулкая кукушка отсчитывает время и расстояние.
Бледно-розовая дорожка на воде упирается в отвесный берег. Разбежавшись с высоты, падает в реку ручей, и там, где он упал, клубится пар. Плывет наша лодка, а рядом с ней бледной ладьей плывет месяц. Он дрожит на волнах, переливается, то густеет, то расцветает закатом. И никто из нас не смеет оскорбить тишину нечаянным словом.
Вот плывет могучая сосна — литой столб, отливающий румянцем. Бревну подивился даже егерь Думин, мой спутник. Он родился и вырос на Пинеге, исходил не одну сотню километров по здешним глухоманям и все же удивился.
— Такую деревину нынче уже не встретишь, — сказал егерь, сожалея. — Такие только в Чаще растут.
Чаща! Может быть, он оговорился? Неужели та самая Берендеева чаща, воспетая еще Пришвиным?
— Да, та самая, — буднично объяснил Думин. — Если доплыть по Пинеге до устья Илеши, а там по Коде, притоку Илеши, подняться к истоку, а там перейти глухой сузем, то будет речка Порваш. Там, на трех холмах, и стоит Чаща...
Михаил Михайлович побывал в Чаще в 1935 году и оставил описание этого заповедного уголка северной русской природы в очерке «Берендеева чаща» («Северный лес»). «Лес там — сосна за триста лет, дерево к дереву, там стяга не вырубишь! — приводит Пришвин слова местного охотника. — И такие ровные деревья, и такие чистые! Одно дерево срубить нельзя, прислонится к другому, а не упадет».