Журнал «Вокруг Света» №07 за 1980 год

Вокруг Света

В этом месте нашу беседу прервало неожиданное появление патруля, ушедшего раньше нас. Когда мы приблизились, командир группы отозвал Тадессе Асфау в сторону и стал что-то горячо рассказывать. Речь шла, видимо, о важном и срочном деле, а тревожные взгляды, которые бросал на меня председатель, говорили, что оправдались его худшие опасения и я всем мешал. Затем Тадессе Асфау вернулся к нам и объявил:

— Поступили сведения, что в доме крупного торговца Гирмы Тесфайе припрятаны боеприпасы и оружие. Надо бы обыскать, пока торговцу не дали знать, что его подозревают. Вы, — сказал председатель, обращаясь ко мне, —

останетесь здесь. Встретимся после операции.

Я пытался было протестовать, но потом смирился со своей участью и стал дожидаться возвращения отряда. Вернулся один Тадессе Асфау.

— Нашли, — радостно сообщил он. — Все нашли, как и говорили. Вот, затаился, подлец, думал нас обмануть, только народ не проведешь. Ребята там разбираются, полицию вызвали, а нам пора назад.

Ровно к девяти вечера мы были в штабе. Председатель попрощался со мной, в его голосе сквозило облегчение. Вроде и мне потрафил, взяв в патруль, и не было никаких происшествий, которые могли бы угрожать жизни иностранного журналиста.

Эфиопский Рур

Если свернуть с шоссе, ведущего к югу от столицы, навстречу побегут рекламные щиты заводов и фабрик. Асфальтированная дорога выводит к Акаки — городу, который иногда называют «Эфиопским Руром». Под этим подразумевается, что в Эфиопии, где кустарей значительно больше, чем индустриальных рабочих, а крупные предприятия затеряны среди мелких, как острова в океане, Акаки — мощный промышленный центр. В городке живет чуть больше 40 тысяч человек, а вся промышленность — это 32 небольших завода по производству металлоизделий, текстиля и искусственного волокна, одежды и продовольственных товаров. Конечно, Акаки не приходится всерьез тягаться с Руром, но город этот действительно рабочий, с чувством собственного трудового достоинства.

В Акаки меня пригласили на смотр нового отряда самообороны джутовой фабрики. На площади перед школой выстроились шеренги мужчин и женщин в зеленой форме. Демонстрируя искусство строевой подготовки, приобретенное за четыре месяца обучения, они с видимым удовольствием выполняли команды, однако повороты налево и направо выходили вразнобой, а команда «кругом марш!» удавалась немногим. Но на лицах сияла гордость, отражавшаяся в улыбках окружающей толпы.

— У нас в Акаки не было ни одного акта саботажа или диверсий, — говорил мне командир отряда Абрахам Сейюм. — Рабочие не допустят нарушений законности и порядка, потому что мы сейчас — хозяева своей судьбы.

Рекламные щиты с названиями иностранных фирм на подъезде к Акаки безнадежно устарели.

В Эфиопии уже давно национализированы важнейшие промышленные и торговые предприятия, банки и страховые компании. На их базе учреждены государственные корпорации, а многие промышленные предприятия общенационального значения были сооружены с помощью стран социалистического содружества.

— За годы после революции, — рассказывал председатель профсоюза джутовой фабрики Тадессе Тамрат, — впервые в истории нашей страны установлен 8-часовой рабочий день и гарантировано право на труд, созданы условия, исключающие эксплуатацию человека человеком. Новое законодательство предоставило нам, рабочим, право на участие в управлении заводами и фабриками, а также дало жизнь профсоюзам нового типа, стоящим на страже интересов народа.

—

Вы, наверное, удивляетесь, что я так гладко говорю? — улыбнулся Тадессе Тамрат. — Действительно, говорю, как газету читаю. Но ведь я не всегда могу подобрать слова. Мне легче пересказывать прочитанное. Я знаю, мне не хватает образования. Но когда было учиться? Только-только постиг грамоту, как пошел работать. Семьи у нас, сами знаете, немаленькие, а заработки у отцов ничтожные. Поэтому пришел я на завод еще мальчишкой. А когда подрос, стал постепенно разбираться, что к чему, не раз участвовал в забастовках. Сидел в тюрьме тоже не раз...

Потом власть взяли военные, полетел император. Но сразу, правда, не все получалось так, как хотелось бы. Некоторые рабочие решили, что после революции трудиться грех. Мы, мол, кровь проливали, а теперь пускай за нас другие поработают. Поломать такие настроения нелегко. Именно поэтому, — убежденно закончил Тадессе Тамрат, — нам нужна крепкая политическая организация. В программе ВВАС так и записано, что в авангарде национально-демократической революции выступит партия рабочего класса и правительство окажет всемерное содействие ее формированию...

«Мескаль» — Новый год

В рекламных брошюрах, которые неустанно распространяет бюро по туризму, Эфиопию преподносят как «страну, залитую солнцем 13 месяцев». Реклама нисколько не преувеличивает. В эфиопском году действительно 13 месяцев: первые двенадцать — по 30 дней, а последний состоит из пяти в обычные и шести дней в високосные годы. При этом эфиопский календарь отличается от григорианского на 7 лет и 8 месяцев. Но если Эфиопия отстает от многих стран в подсчете числа минувших лет, то по срокам новогодних праздников она идет впереди, и Новый год в Аддис-Абебе будут справлять 11 сентября 1980 года.

Встреча Нового года выпадает на окончание сезона больших дождей, когда между небом и землей встает сплошная стена падающей воды, а спустя недели две, на исходе сентября, словно где-то перекрывают водопроводный кран: пропадают свинцовые тучи, солнце подсушивает ямы и колдобины на проселочных дорогах, люди начинают полевые работы, открываются двери школ. И наступает праздник прихода солнца — «мескаль».

Новогодняя «елка» у эфиопов своеобразная. На площадях и во дворах домов воздвигают высокие шесты — «демеры», украшенные вместо игрушек желтыми цветами мескаля — по-научному лофофоры вильямсовой, — которые покрывают к середине сентября склоны холмов и гор. Под вечер у демеры собирается народ, и среди темных пиджаков горожан белеют искусно расшитые шаммы сельских жителей. Каждый приносит охапку хвороста и кладет у подножия «елки». Постепенно образуется пирамида из хвороста, а с наступлением темноты собравшееся трижды обходят ее и поджигают. Вокруг пылающих костров начинаются песни и танцы.

Отдохнув и придя в себя после праздника, люди возвращаются к будничной жизни. Взрослые идут на работу, а детям пора в школу. В городских школьных зданиях заливаются голосистые электрические звонки, в отдаленных селениях учителя собирают классы, ударяя по железному билу или стуча палкой по куску «тукур дынгая» — «черного камня», который лучше бы назвать поющим камнем, потому что на его осколках можно играть, как на ксилофоне. Здесь и школа-то чаще всего — высокий шатер из веток и листов железа: мальчишки и девчонки устраиваются на циновках, а то и прямо на земле, поджав под себя ноги и разложив на голых коленях учебники и тетради.