Журнал «Вокруг Света» №09 за 1974 год
Шрифт:
— Отец не может разговаривать, — пояснял мальчик, и они спешили дальше.
Несколько раз они останавливались у реки попить и ополоснуть лицо, потом вброд перешли на другой берег через лениво катящую свои воды Сулузи. Наконец подошли к дому — двум тростниковым хижинам-ульям, стоявшим у подножия холма. Старуха, родственница Матана, перестала шелушить кукурузные початки и принесла им воды в калебасе.
Она смотрела на Матана с большой тревогой, она увидела, что он изменился к худшему, и постаралась отвести взгляд в сторону и ничего не произнести, кроме слов приветствия. А он оставил мальчика с ней, зашел
Он быстрым шагом пересек буш и еще до захода солнца очутился перед богатым краалем — мальчишки загоняли в него на ночь многочисленных коров и коз. Хижины в краале были построены из камня, крыша из толстого тростника покоилась на прочных столбах и подпорках, были увенчаны черепами и рогами животных, а также надутыми желчными пузырями. Только одна хижина выглядела по-бедняцки — целиком тростниковая, обветшалая и источенная непогодой, она как бы с насмешливым смирением поглядывала на остальные постройки. Именно здесь Матана ждал исангома.
— Ты открыл свой рот. Ты заговорил! — без церемоний набросился колдун на Матана.
— Я сказал слово, ну и что?
— Ты забыл, что я тебе велел?
— Я все помню, — Матан со свирепым видом повернулся к нему.
— Почему ты пришел сюда с оружием?
— Я пришел услышать, что ты скажешь. Я хочу знать, возвратился ли домой мой отец? Я хочу знать, будем ли мы теперь жить спокойно, я и мой сын?
— Как я могу тебе это обещать — ты нарушил заповеди духов!
— Я отдал свою последнюю корову, чтобы ты это сделал, и ты это сделаешь, сын Нокомфелы!
— Ты пришел угрожать мне? Мне, который может уничтожить тебя одним мизинцем?
— Я пришел за ответом. Ты пойдешь сейчас со мной хоронить дух моего отца. Могила уже готова... И если ты не докажешь, что он вернулся на родину, то клянусь, злодей, я похороню тебя вместо него.
Он выразительно приложил ладонь к сверкающему лезвию копья и, пригнувшись у низкой двери, выскочил из хижины.
Гуськом они вышли на тропу через буш. Исангома шел впереди — худощавый старик в шапке из обезьяньего меха, он нес в руке тонкую потемневшую палочку. Смеркалось.
Могила была в пещере у реки, над ней поднималось зловещее, с бледно-серым стволом хинное дерево. Матан сам выкопал ее, прежде чем отправиться за духом отца. Он принес ветку оливы, несколько горшков с пивом и кукурузными зернами и привел на ремешке козу на заклание. Начал с того, что перерезал козе горло ассагаем и выпотрошил ее. Потом зажег спичку, при свете которой колдун осмотрел внутренности и вырезал желчный пузырь. Спичка затухла, и теперь с ясного черного неба светила луна. В лунном свете Матан спустился в могилу и аккуратно поставил горшки с едой и пивом. Когда поднялся во весь рост, увидел, что колдун уже набрал хворосту и зажег небольшой костер, потом высыпал в огонь из рога какой-то порошок — пламя зашипело, и кверху поднялся
— Оставь и свое оружие в могиле! — сказал колдун. Но Матан еще сильнее прижал к себе мерцающее при лунном свете, измазанное кровью копье и начал медленно выбираться из могилы. Он совсем обессилел, тело его плохо слушалось, и он с трудом сохранял равновесие. Лихорадка буйствовала в жилах, и в голове звенело. Но вот он уже вылез совсем и очутился лицом к лицу с исангомой.
— Дух моего отца вернулся из долгого путешествия? — требовательно спросил он.
— Да, вернулся.
— Ты лгал мне и тогда. Слова вырвались из моего рта, а ты все равно говоришь, что дух здесь. Так или иначе, а ты все равно лжешь.
— Духу было слишком далеко самому лететь сюда, и поэтому он часть пути — только часть — шел с тобой пешком. Теперь он здесь, и он доволен.
— Еще одна ложь. Я не слышал его голоса.
— Ты уже не можешь слышать и видеть, потому что твоя жизнь идет к концу. Сын Макофина, ты умираешь...
— Вот это, последнее, правда, — медленно и с горечью сказал Матан, опираясь на древко ассагая. — Я сам чувствую это... Я недолго протяну.
— Ты отдал жизнь своему отцу и своему сыну.
— Тогда давай умирать вместе! — вскрикнул Матан и стремительно завертел ассагай в своей тощей, но сильной руке. Колдун завопил, отступая в испуге...
Когда взошло солнце, сын пошел искать отца и нашел его лежащим спокойно, с умиротворенным лицом у хинного дерева — ногами к открытой могиле. В комель ствола, на несколько дюймов вглубь, был воткнут острый ассагай.
— Что с тобой, отец? — спросил мальчик с бьющимся сердцем.
Матан поднял вверх глаза, взгляд его потеплел.
— Мне уже лучше. А где тот, сын Нокомфелы?
— Его здесь нет.
— Посмотри лучше — он лежит, пронзенный моим копьем.
— Нет, его здесь не видно.
— А где копье?
— Оно торчит в дереве.
Матан поднял еще выше горящие глаза и увидел рукоятку и часть лезвия своего ассагая над собой, в стволе. Он вздохнул как будто с облегчением.
— Когда ты подрастешь, — он говорил уже с трудом, — вернись туда, где жили твои отцы, и живи там с миром. Пусть меня похоронят в могиле, которую я приготовил для Макофина. Мы с тобой теперь дома. Когда-нибудь у тебя будет опять скот... И будут дети: мальчики и девочки. Я не смог тебе дать ничего.
Мальчик развязал узелок в фуфайке и достал монету:
— Как ничего? Смотри, у меня есть шесть пенсов. Я вырасту большим, буду носить ботинки и работать на электростанции.
Перевел с английского Г. Головнев
Золотое руно Австралии
Овечьей трусцой через всю историю
Голова овцы входит в гербы двух штатов Австралии — Квинсленда и Виктории. Каждый герб имеет свое происхождение, отражающее весьма древнюю историю, но в данном случае оба штата хотели подчеркнуть, что именно на овцах хотят они добраться до благосостояния. А впрочем, не только они...