Журнал «Вокруг Света» №10 за 1983 год
Шрифт:
Море еще было белесым от шторма, но открылись увалы хребтов, среди которых отчетливо виднелась широкая долина Ульи. Лавируя среди нерп, промышлявших в мутной воде, («казанка» уверенно прорывалась среди отмелей на запад к отрогам Джугджура. Подниматься в пору половодья вверх на веслах — значит пробираться у самого берега среди зарослей тальника, где течение потише. А тут мотор с ревом преодолевает натиск волн на самом стрежне. Навстречу несутся вырванные полой водой громадные стволы, прошлогодняя хвоя лиственниц струится коричневыми потоками. Слева и справа надвигаются далекие еще недавно берега. Часа через три, оглохшие от рева мотора, мы наконец пристали у первого крупного правого притока, прозрачные воды которого, словно синька, вливались в желто-коричневое русло Ульи... Через два
Охотские истории
Вот и Охотская «коска», где некогда стояли остроги первопроходцев. От причала охотского порта на плашкоуте СП-115 мы отправляемся к историческим местам первых поселений.
Павел Иванович Разумов, капитан, весело поглядывает на меня, щурит серо-зеленые глаза на утиный нос судна, вертит штурвал и, как истый волгарь, слегка окает.
— У нас разгрузка в основном рейдовая. С больших кораблей доставляем рыбу и разные грузы в контейнерах. Суда поменьше сами в порт заходят, конечно, в прилив...
В крошечной рубке — компас, у кормовой переборки столик с картой и инструментами, на часах скачет красная стрелка, отсчитывая секунды. Выхожу на крыло мостика. Приливная волна встречается с речным сливом, и крутые воронки сверлят пенный водораздел. Снизу вдруг прорываются тучи желтого песка, и с шипением, даже скрежетом обрушиваются на борт. Разумов тренькает телеграфом — судно в балласте, и сулои надо проскочить на полном ходу... Сколько же судов выходило этим проходом в неведомое? Как же сражались с сулоями и толчеей волн на выходе утлые парусно-гребные шитики, лодьи, боты?
Справа тянется Охотская «коска»: узкая песчаная полоска, чуть отороченная белой нитью прибоя. Вдоль нее мы идем к старому устью Охоты.
Слухи о рыбных и соболиных местах, подкрепленные многими «сорочками» соболей, сделали свое дело. В 1646 году казачий десятник Семен Шелковник, ведомый Нехорошко Колобовым, тем же путем, что и Москвитин, вышел вскоре к устью реки Охоты и заложил зимовье в трех верстах от моря. Два года спустя здесь же был построен Косой острожек, положивший начало Охотску. А в 1654 году новый острог поставили «мерою в длину 20 сажен, а поперек 10 сажен». С этого времени все население в долинах рек Охоты, Урака и Кухтуя было приведено к «шерти» (присяге); в верховьях рек был обнаружен недлинный волок к реке Юдоме, по которой сплавом до Алдана было четыре-пять дней ходу. Именно в это время сюда с Ульи переместился речной и пеший путь до Якутска. Это определило развитие Охотска, ставшего центром ясачных сборов.
Однако крутой поворот в судьбе Охотска произошел после открытия Камчатки, в конце XVII века. Путь к ней через реку Анадырь был долгим и проходил через земли «немирных чукочь». Последовал указ Петра I об открытии морского пути на полуостров, для чего посланы были в Охотск мореходы Кондратий Мошков, Никифор Треска, Яков Невейцын. В 1716 году уставщиком Кирилом Плотницким «с товарищи» было построено первое в Охотске судно — лодия «Восток» длиною 8,5 сажени. На нем под командой казака Козьмы Соколова штурман Никифор Треска проложил путь к Камчатке. Имея в виду это плавание, А. С. Пушкин отмечал: «Открытие пути через Пенжинское море имело важное следствие для Камчатки».
На том же судне четыре года спустя отправились исследовать Камчатку и Курилы выпускники Морской академии геодезисты Иван Евреинов и Федор Лужин, которым удалось выполнить петровский приказ «все на карту исправно поставить». С этого времени Охотск стал причастен к множеству выдающихся плаваний. Эти плавания, как и само развитие Охотска, стали возможны благодаря освоению тысячеверстного пути между Якутском и Охотском. Но об этой, по выражению Крашенинникова, «как бы проезжей
Мы достигли старого устья Охоты. Ничуть не потревожив покой сотен нерп, устроивших лежбище на отмели прямо против «старого острогу», плашкоут лег на обратный курс к видневшемуся на горизонте мысу Марекан, до которого уже дотянулись строения «колыбели Тихоокеанского флота». Так назвал Охотск доктор исторических наук А. И. Алексеев, моряк, гидрограф и писатель, знаток этих мест, — здесь всюду стоят знаки и маяки, поставленные им и его товарищами три десятка лет назад...
Из Охотска отправилась к Берингову проливу Первая Камчатская экспедиция. А за ней — и Вторая. Корабли для второго плавания строились в Охотске, и поселок экспедиции стоял на самой оконечности Охотской «коски».
Теперь поселок на этом месте носит название Морской. Отсюда протянулась дорога в аэропорт. Потому и бегает от пристани Охотска на Морской юркий буксирчик «Армеец 4-91», который охотчане называют между собой «лаптем». Лишь в отлив, когда Кухтуйская бухта — это внутреннее «море» Охотска — мелеет, отлеживается буксирчик где-нибудь на песке, а чуть вода начнет прибывать, «Армеец» снова спешит к причалу. Здесь, в самом начале улицы Ленина, и гостиница и памятник. И вообще это место людное, веселое — и от моторок, и от захватывающего дух простора с видом на увалы Уракского нагорья. А море? Море на другой стороне длинной Тунгусской «коски», на которой и раскинулись уютные и чистые улицы поселка, перенесенного сюда в 1812 году. Только не балует оно, это море. Летом, случается, неделями висит над поселком сырой холодный туман. Поэтому стены ближних к морю домов покрыты рубероидом, а окна — парниковой пленкой. Дома храбро стоят, образуя многокилометровый ряд, именуемый улицей Беринга, в недавнем прошлом — Морской.
Мы проходим как раз внешний рейд Охотска. Отсюда легче представить, как поднимали якоря три судна под командой. Шпанберга, которые вышли в плавание в 1738 году, чтобы обследовать Курильские острова и впервые посетить японские острова и тем «початок ласковому обхождению положить с тамошним народом». Два года спустя построенные в Охотске корабли «Св. Петр» и «Св. Павел» наконец оделись парусами. Принарядились и служители: были извлечены из запасов шитые еще адмиралтейскими швецами «кафтаны со штанами канифасными и подкладкой хрящевой» и надеваемые поверх из толстого сукна бостроги — предшественники нынешних бушлатов. Под гром салюта корабли покинули рейд и легли на курс к месту зимовки в Авачинскую губу. Ее обнаружили штурман «Св. Павла» лейтенант Иван Елагин и мичман Василий Хметевский, посланные год назад для поиска более удобной гавани, — их открытие положило начало Петропавловску-Камчатскому...
Солнце клонилось к закату, и теперь наше судно, подгоняемое попутным зюйд-остом, спешило домой. Осталась позади бухта, где в 1923 году высаживался отряд героя гражданской войны Степана Вострецова, разгромивший белые банды на побережье. Все пятнадцать миль берега прошли перед глазами за какие-то два часа, а в памяти промелькнула долгая история поселка Охотск, ныне центра большого района. И каждый день впереди обещал новые впечатления...
В то утро я вышел из гостиницы рано. Малое «море» Охотска — обширный эстуарий реки Кухтуй — в ожидании прилива белел песками; кружили чайки; моторки, разметавшись, дремали у своих гаражей. Я шел улицами Ленина, Невельского, Москвитина и вышел к морю. У рыбацкой тони долго наблюдал, как на черном неуклюжем кунгасе одетые в оранжевое рыбаки тянулись вдоль сети с желтыми поплавками. На дальнем конце нес вахту небольшой сейнер. Потом вдоль шумящей галькой полосы прибоя долго шел на запад, в самый конец Тунгусской косы, туда, где ощетинился частокол из бревен. Он защищал от размыва самый конец косы, на котором расположились строения и причалы охотского моррыбпорта. Над морем, как обычно, висел туман, а над далекими горами сияло солнце. Вечно холодное море не прогревалось за день, и это мешало рождению бризов — обычного явления в южных и умеренных широтах. Туман — вынос холодных испарений — в лучшем случае рассеивался во второй половине дня, ненадолго даря охотчанам ясное небо. Так и получил здесь этот туман имя собственное — «Вынос»...