Журнал «Вокруг Света» №11 за 1977 год
Шрифт:
В течение следующих полутора месяцев мне довелось не раз сталкиваться с кошмарами на этой взбудораженной и все-таки прекрасной земле на южной оконечности Африканского континента. Причем эти кошмары происходили не во сне, а наяву. В них было все: гневное возмущение и стихийные выступления, страх и замешательство. А на улицах Соуэто падали под пулями молодые люди, почти дети...
Разбуженное Соуэто
Официально Соуэто именуется «тауншипом», но в действительности это не просто поселок-гетто для небелых. Это крепость — форпост Черной Африки в стране, процветающей за счет труда черных, в которой правит белое меньшинство. Именно в Соуэто возникла нынешняя растущая напряженность,
Сегодня в этом «тауншипе» проживает больше миллиона человек — исключительно негров, причем подавляющее большинство из них составляют зулусы. Работают же они в Иоганнесбурге и его пригородах, за полтора десятка миль от дома. «Это все равно, что держать бомбу замедленного действия в садике под окном, — заявил мне один белый предприниматель. — Но что мы можем сделать? Без рабочей силы, которую дает Соуэто, Иоганнесбургу просто не прожить».
Вообще Соуэто является порождением апартеида. На языке африкаанс, на котором говорят африканеры — потомки голландских переселенцев, этот термин означает политику «сегрегации», или «разделения». Суть ее состоит в том, что все небелые расовые группы должны жить только в специально отведенных им местах, так называемых хоумлендах, или бантустанах, а проще говоря, в резервациях, что расположены в сельской местности, и «тауншипах» — городских гетто. Слово «апартеид» стало своего рода лингвистическим проклятьем. Олицетворяемая им политика вызывает во всем мире возмущение и осуждение, которых, увы, все-таки недостаточно, чтобы повлиять на политику премьер-министра ЮАР Бальтазара Джона Форстера, который сказал мне, что «слава богу, спит хорошо».
Некоторые африканеры утверждают, что за границей не понимают, в сущности, политику апартеида, которую теперь иногда определяют как «плюралистическую демократию». Апартеиду как официальной правительственной политике не исполнилось еще и тридцати лет. Именно под программным лозунгом создания «белой Южной Африки» пришла к власти в 1948 году Националистическая партия. С тех пор для того, чтобы придать видимость законности всевозможным формам расовой сегрегации, националисты приняли такое количество различных законов и постановлений, как, пожалуй, ни одно другое правительство в мире. Вся жизнь населения Южной Африки расписана по статьям и параграфам, которые жестко регламентируют любые ее стороны.
К этому следует прибавить анормальные комплексы, проистекающие из толкования роли белого человека в истории Южной Африки. Когда буры (белые голландские крестьяне) появились на мысе Доброй Надежды в XVII веке, они пришли туда как переселенцы на пустующие земли, где жила лишь горстка маленьких охотников-бушменов да скотоводов-готтентотов, утверждают африканеры. В них не было ничего от колонизаторов XIX века. Позднее фоортрекеры (или, как их еще называют, «обозные буры») в своих тяжелых фургонах, запряженных волами, начали «Великий трек» (1 Трек — переселение (голл.).) на Север, в глубь континента, став хозяевами новых территорий со всеми их природными богатствами. Сегодня большинство националистов-африканеров убеждены, что добытое и завоеванное их предками должно быть сохранено во что бы то ни стало, причем все, что делается для этого, освящено библией. Сам господь бог, по их словам, предначертал создать новое государство в Южной Африке, возжелав, чтобы на этой земле сохранялась абсолютная расовая чистота.
Не так уж важно, получило ли божественное благословение белое господство в Южной Африке с ее восемнадцатью миллионами африканцев или нет, но сегодня ему (и 4,3 миллиона его белых носителей) брошен нешуточный вызов в самой ЮАР. Не исключено, что нынешние события подвели дело к последнему, решительному бою против правления расового меньшинства в Африке. Об этом ясно и отчетливо заявляют в Соуэто: «Мы последнее поколение (черных)... которое еще не отвергает переговоры. И если этот диалог не состоится, можно ожидать чего-нибудь похуже беспорядков и стихийных выступлений».
Все началось в Соуэто 16 июня прошлого года, когда тысячи черных учащихся вышли на демонстрацию протеста против распоряжения правительства, согласно которому преподавание в школах должно было вестись не только на английском языке, но и на африкаанс, то есть на языке поработителей-буров. Однако этим дело не кончилось.
В первый же день первой забастовки автобусы и поезда, курсирующие между Соуэто и Иоганнесбургом и перевозящие ежедневно полмиллиона пассажиров, шли почти пустыми: более семидесяти процентов африканцев не вышли на работу. Жизнь в Иоганнесбурге, самом большом городе Южной Африки, выросшем на золоте, замерла. Улицы выглядели непривычно пустынными без всегдашней массы африканцев, подметающих тротуары, моющих окна, разносящих покупки, разгружающих грузовики, терпеливо ожидающих — неизменно терпеливо! — медленно ползущие грузовые лифты или очередных распоряжений белых боссов.
Последствия забастовки оцениваются по-разному. Часть предпринимателей признает, что оказалась в трудном положении. А вот премьер Форстер утверждает, что африканцы навредили только сами себе. «В результате забастовки деловые люди обнаружили, что у них слишком много ненужных рабочих рук. Естественно, они начинают принимать меры, — заявил он мне. — Черные должны понять, чем это грозит. Если они не будут дорожить своей работой, они ее потеряют».
Что же, труд черных действительно очень дешев в Южной Африке, и поэтому некоторые предприниматели не слишком задумываются, сколько африканцев им следует нанимать. Без сомнения, может быть сокращено довольно большое количество рабочих мест прежде, чем это серьезно подорвет экономику ЮАР. Но даже если оставить в стороне вопрос о полезности забастовок, сам факт их проведения явился триумфом для участников, ибо движение протеста среди черного населения Южной Африки пока не имеет сложившегося руководящего ядра. Его лидерами могли бы стать такие деятели, как адвокат из Транскея Нельсон Мандела (1 Нельсон Мандела — видный деятель национально-освободительного движения, основавший боевую организацию «Умконто вё Сизве» — «Копье нации».) и доцент по языкам банту Роберт Собукве (2 Роберт Собукве — создатель Панафриканского конгресса ЮАР.), но первый осужден на пожизненную каторгу, а второму запрещено заниматься какой бы то ни было политической деятельностью. Поэтому руководители борьбой против апартеида сегодня выходят в основном из среды молодежи, которой не исполнилось еще и двадцати. Это поколение выросло тогда, когда белые уже перестали быть хозяевами всей Африки. Однако сами эти молодые африканцы с момента рождения живут в обстановке притеснений и унижений со стороны правящего белого меньшинства. Одна мысль о том, чтобы мириться с этим до самой смерти, вызывает чувства горечи и протеста, которые, в свою очередь, делают молодежь более боевой, хотя это и не всегда одобряется родителями.
«Старшее поколение в Соуэто утратило контроль над своими детьми, — сказала мне активистка-общественница Эслина Шуеньяне. — Оно зачастую просто не понимает обиды и недовольства молодежи». Многие из людей старшего поколения родились и выросли в резервациях в сельской местности, где годами не было никакой работы. Если даже ребенок выживал, несмотря на голод и болезни, не было никакой гарантии, что взрослым его не сведет в могилу туберкулез. Поэтому мужчины покидали свои деревни, уезжали в «тауншипы», готовые на любую работу за любую оплату. В итоге сегодня в резервациях есть множество поселков и городков, где живут одни женщины да дети. Таких, как, например, Нкуту.
Без проблеска надежды
Нкуту — небольшой городишко в самом большом хоумленде — Зулуленде, в Северном Натале. По обеим сторонам дороги расстилалась коричневая выжженная равнина. Наконец, следуя за старым, дребезжащим автобусом, я въехал в Нкуту, где имелась маленькая, но чистенькая и уютная гостиница, принадлежавшая белому и обслуживавшая, конечно же, белых. Правда, самим африканцам в этом городишке крупно повезло: для них открыта небольшая больница. Она обслуживает территорию в 700 квадратных миль, на которой проживает 95 тысяч человек. Хотя согласно официальным правилам в экстренных случаях черным разрешается оказывать медицинскую помощь и в лечебницах для белых, в Южной Африке вовсе не редкость, когда человек умирает у порога больницы, потому что боязнь нарушить законы апартеида пересиливает у врачей профессиональный долг.