Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год
Шрифт:
Мануэл — кареглазый и шоколаднолицый, с черными курчавыми волосами, невысокого роста и крепкого сложения. Словом, типичный зеленомысец, если только на время позабыть, что «типичных» зеленомысцев не бывает. Невеш молод, но в свои двадцать три года он достиг серьезных постов. В ПАИГК Мануэл — ответственный за работу среди молодежи района Сан-Висенти, а в организации Африканская молодежь Амилкара Кабрала (ЖААК) он член Комиссии по островам Зеленого Мыса.
— Увы, образование у меня только среднее, — улыбнулся Мануэл, когда мы с ним разговорились. —
Вечный студент революционной борьбы — это прозвучало несколько высокопарно, но рисовки в словах Невеша я не почувствовал.
— Партийную работу я начал в подполье: писал воззвания, расклеивал листовки, — но тогда приходилось все время быть начеку: малейший промах — и попадешь в лапы ПИДЕ. А на следующий же день после свержения фашизма ПАИГК послала меня пропагандировать революцию среди молодежи. Дел навалилось сразу множество. Хотя ЖААК — организация единая и для Гвинеи-Бисау, и для Островов, но в Бисау она начала действовать намного раньше, чем у нас, к тому же условия жизни и работы в двух странах разные, так что местную организацию пришлось создавать в общем-то «с нуля». Учтите еще наше «великое» колониальное наследство: экономика абсолютно не развита, молодежь развращена и стремится убежать за границу — в Португалию или Голландию — как принято считать, «любимую страну молодых». Но каких молодых, вы понимаете?..
О масштабах эмиграции зеленомысцев я знал еще до разговора с Невешем. В последние десятилетия португальского владычества жизнь на архипелаге стала столь сурова, что единственным выходом для многих островитян стало бегство из страны. Нанимались стюардами и матросами на иностранные суда, потом находили работу в далеких портовых городах. В Италии зеленомысцы — в основном прислуга, во Франции и Западной Германии они слывут отличными каменщиками. Крупнейшая их колония — около 300 тысяч человек — в США, в Род-Айленде и Калифорнии, по 50 тысяч — в Бразилии и Сенегале; еще сколько-то наберется в европейских странах. Вот и получается, что эмигрантов-зеленомысцев существенно больше, чем живущих на архипелаге. Те, кто нашел приличную работу за морем, шлют деньги родственникам на родину, и это становится немаловажной помощью всей стране в целом.
— Конечно, главные наши помыслы не о той молодежи, что уехала, — продолжал Мануэл Невеш, — а о той, что осталась. Об уехавших можно только печалиться, этим надо помогать сейчас, немедленно. Помню, и сам я, еще не вступив в ПАИГК, ожесточенно боролся с собой, стремился не допустить, чтобы колониализм «съел» и меня. Уехать может каждый, но здесь останутся родные, друзья. Останется родина, которой мы, молодые, так сейчас нужны. Словом, важнейшая наша забота — это исправление моральных последствий колониализма, культурное развитие молодежи.
Разумеется, задача совсем непростая в наших-то нынешних условиях. Среди взрослого населения восемьдесят процентов неграмотных, нет ежедневных газет, нет телевидения, местное радиовещание работает только четыре часа по вечерам: передает музыку да короткие сообщения на португальском и креольском. Но мы все-таки работаем, пропагандируем устно! Ведь у нас — может, это кому-нибудь покажется странным — богатейшие культурные традиции, есть отличные писатели, художники, наши морны (1 Морна — песня-танец, обычно исполняемая под медленную лирическую музыку. (Примеч. авт.).) — настоящая сокровищница фольклора. А поэтов вообще не счесть, стихи у нас в величайшем почете. Наверное, каждый зеленомысец в душе хотя бы немного стихотворец. Между прочим, многие крупные наши поэты и прозаики — например, Освалду Алкантара, Мануэл Лопес —
Когда-нибудь грамотность у нас станет всеобщей. И эмигранты начнут постепенно возвращаться.
Надо только справиться с тяжкой бедой — засухой. Вы, может быть, знаете — десять лет...
— Десять лет, — перевел мне переводчик с португальского.
— Десять лет, — откликнулся я, все же не в силах вместить в воображение: как это так, три с половиной тысячи дней — и ни одного ливня!..
Санту-Антан
Как молчалива здесь, на островах, трагедия засушливого лета!
(Жоржи Барвоза)
На острове Санту-Антан, крупнейшем из группы Наветренных, на крышах не найдешь желобков для стока воды — незачем. Если пойдет дождь, это — благо, это — праздник. Кому придет в голову отводить влагу? Пусть брызжет во все стороны, пусть срывается с кровель потоками, пусть будут лужи! Только... потоки воды с неба и лужи на земле здесь небывальщина, нескладная сказка...
Остров гористый, земля здесь собрана в резкие складки да так и не разглажена миллионолетним временем. Повсюду изрезанные вершины и отвесные стены пропастей. Цвет скал красно-рыжий. Один из руководителей национально-освободительного движения на архипелаге, Линеу Миранда, так говорил: «Я родился на Санту-Антане и знаю остров не хуже, чем морщины на своем лице. Когда меня преследовали португальские солдаты, я прятался в горах. Там я был в такой же безопасности, как если бы прятался на Луне...»
А на вершине Монте-Триго, на высоте 1800 метров над уровнем моря, — невероятный здесь, волшебный, выросший явно «не по правилам»... хвойный лес: сосны, ели, лиственницы. Разве на луне могут расти хвойные деревья?
Роль волшебной палочки на Санту-Антане играют ветры. Северо-восточный пассат несет с собой тучи. Они касаются верхушек гор и оставляют влагу. Много — не много, но достаточно для неприхотливых сосен и елей. На этом жизнетворная сила пассата кончается. Облака крайне редко проливаются дождем: хоть отбрасывают тень — и то хорошо.
Самое страшное — когда дует харматтан: мощный, раскаленный, сухой и пыльный восточный ветер. Он налетает из тысячекилометровой дали, набрав сил и жар над песками Сахары, несет островам разорение и ужас смерти. «...При урагане кокосы летят, как осы», — писал поэт Каобердиану Дамбара. Но кокосы летают там, где они растут; как правило же, харматтан насыщен не орехами, а мелким, как порох, и столь же огненным песком. Мириады жгучих игл обрушиваются тогда на острова, иссекают стены жилищ и листья растений, вонзаются в животных и людей...
— Остановить харматтан мы, понятно, не в силах, — говорил мне Мануэле Невеш. — Вызвать дождь по своей воле — тоже. В прошлом году засуха была столь ужасна, что погиб весь урожай, полностью! Мы уж думали, хуже быть не может, но недооценили природу. Оказывается — меййет. В этом году сушь еще сильнее. Единственное спасение — в интенсивной ирригации. На всех островах техники бурят новые колодцы, ищут воду. Множество рек и речушек перегораживаются плотинами. Если уж нет надежды на небесную влагу, надо использовать каждую каплю, отпущенную нам подземными источниками. Что касается нас, ЖААК, мы организуем сельскохозяйственные молодежные лагеря. Молодежь выезжает в пустынные районы, прокладывает там каналы, возделывает бедную почву, ведет озеленительные работы. Ведь каждая новая роща, каждый, хоть крохотный, оазис — это благодарные помощники в борьбе с нашим извечным врагом — безводьем...