Журнал «Вокруг Света» №12 за 1988 год
Шрифт:
Пароход назывался «Таинньеу» — «Темная туча». На палубе уже толпились пассажиры, выбирали места поудобнее, хотя судно отплывало только утром следующего дня.
— Судно класса «Т»,— сообщил Дэвид,— еще в 1947 году купили в Японии. В наших краях такие суда просто незаменимы. Они берут шестьдесят тонн груза и сорок пассажиров, а осадка — всего метр.
Мы сделали последние покупки: подушки, ром, термос, пару ананасов и поспешили в гостиницу; путь предстоял долгий.
В пять утра мы пришли на пристань. У мола стояли на якоре два суденышка. На палубах шумели и суетились люди. На носу «Темной тучи», у рулевого колеса, кто-то молился, стоя на коленях. Рядом на шесте висела металлическая
— Корабль в Пром? — спросил я.
Человек утвердительно кивнул головой.
— Вы капитан?
Он указал на мужчину, поправлявшего цветы:
— Вот капитан, сэр. Я — лоцман.
Мы поднялись на верхнюю палубу.
В общей каюте Дэвид уже заваривал чай. Он взял предложенную мною сигарету и в знак благодарности дотронулся кончиками пальцев левой руки до правого запястья.
— Погрузка окончена, вот-вот отчалим,— сообщил он. — В начале будет нелегко, плаванью мешают затонувшие здесь корабли. Их насчитывают до ста штук. Правда, они обозначены буями, вернее те из них, место затопления которых точно известно.
Завыла сирена, и наш пароход медленно отчалил. Мандалай сверкал утренней росой. Река была спокойна. Мы проплыли под Сакаинским мостом — единственным на всей Иравади. Его построили в 1931 году.
Старинные королевские резиденции Ава и Амарапура расположены против течения всего в нескольких километрах от Мандалая. Другие резиденции королей Патан и Пром тоже лежат на Иравади. Бирманские короли хорошо понимали важность этой водной артерии для страны.
Мы подошли к капитану. Он задумчиво стоял на носу, скрестив руки на груди, и внимательно всматривался вдаль. На водной глади крутились водовороты: если диаметр такого водоворота до тридцати сантиметров, то глубина реки не больше метра. Полутораметровый — считай добрых семь футов под килем. У рулевого колеса на маленькой лавочке сидел лоцман, ногами управлявший деревянным рычагом, соединенным с рулевым колесом. В одной руке он держал длинную, похожую на хобот слона трубку, в другой — консервную банку, в которую выбивал пепел. На капитанском мостике царила тишина.
— Слушают плеск волн о днище,— шепотом пояснил Дэвид. — Если шум слабеет — значит судно приближается к мели, а совсем стихнет, считайте — влипли... Ногами лоцман управляет потому, что колесо не так легко сдвинуть.
Мы догнали большой — чуть ли не в полгектара — бамбуковый плот. Посредине его был шалаш, возле которого сидела на корточках женщина и готовила на костре пищу. Рядом покуривали двое мужчин. У самого края плота умывалась, стоя на коленках, девочка.
— Тиковые бревна,— пояснил Дэвид. — Их связывают цепями, покрывают бамбуковым настилом и сплавляют к морю на экспорт. А знаете, есть еще плоты из кувшинов. Плавают они хорошо, но одна беда: погружаются в воду больше чем на метр, и если плот сядет на мель — кувшинам конец.
...Течение усиливалось. Мы обогнали старенькое суденышко, нагруженное так, что казалось, вот-вот лопнет. Паром перетащил на другой берег двух быков и грузовой автомобиль. Повсюду сновали рыбацкие лодки под залатанными парусами, похожими на крылья гигантских разноцветных бабочек.
Ветер усилился и грозил перейти в штормовой. Наш пароход мог опрокинуться как скорлупка, поэтому капитан внимательно наблюдал за горизонтом: не идут ли с материка пылевые тучи. В случае чего надо побыстрее причалить к берегу и дать пассажирам возможность сбежать на твердую землю...
На корме парохода женщина с бархатными глазами и дразнящим взглядом продавала освежающие напитки. Мы выпили чаю и отведали очень вкусных пирожков. Они висели в пакете из-под сахара высоко над палубой, чтобы не добрались муравьи. Продавщица предложила местное лакомство: соленые чайные листочки с орешками. В жару они хорошо освежают. Еще в ее «лавке» были бананы и сигареты, которые здесь покупают поштучно. Женщина вынимала их из тяжелой старинной шкатулки тикового дерева. В какой-нибудь лондонской антикварной лавке эту шкатулку, наверное, оценили бы на вес золота.
После обеда, когда я прилег под навесом на верхней палубе, однообразный шум машин вдруг прервался и судно стало переваливаться с борта на борт. Пассажиры переполошились, забегали по палубам. Я тщетно пытался разглядеть буй, обозначающий мель. Предупреждали же нас, что на здешних мелях порой «сидят» по нескольку месяцев. Но капитан спокойно измерил длинным бамбуковым шестом глубину и приказал: «Полный назад!» Пароход задрожал, вокруг него забурлила вода, заскрипел обитый жестью киль. Мы дергались взад-вперед, пока не выбрались.
Вечером добрались до города Пакхоукку и пристали к старой грузовой пристани. Ночью суда не ходят. Все койки на постоялом дворе были заняты, и на палубе нам тоже не нашлось места. Тогда, прихватив спальные мешки, мы сошли на берег. Там уже устроились наши попутчики — низкорослые плечистые люди в широкополых шляпах, с мешками, туго набитыми луком. На вбитый в землю кол уселся красавец петух. Скромно горели огоньки примусов, отражаясь в его глянцевом оперении. Через три часа, когда мне только-только удалось задремать, петух принялся с дьявольской энергией оповещать окружающих о приближении рассвета. Я вскочил и кинул в гнусную птицу подушкой. Петух замахал на меня крыльями и обиженно заквохтал. На его зов явился молодой парень, бросил на меня гневный взгляд и нежно, как хрупкую драгоценность, взял своего любимца на руки.
Отплыли мы еще до рассвета и часов в семь утра прибыли в старинный город Патан, но долго там не задержались. По берегам пагоды, пагоды. Считается, что их в городе пять тысяч. Тридцать километров пагод. Бирманцы утверждают, что некогда пагод здесь было тридцать тысяч, но их разрушили землетрясения, набеги чужеземцев и климат.
Паган — духовный центр Бирмы. Король, приказавший привезти сюда священные тексты, выгравированные на бивнях двадцати трех слонов, властвовал в XI веке. После него город оставался королевской резиденцией почти два с половиной века, до тех пор, пока очередному королю, убившему послов Кублай-хана, не пришлось спасаться бегством вниз по Иравади.
Уже исчезла за извилиной реки последняя паганская пагода, а «Темная туча» плыла дальше и дальше. Дэвид был убежден, что сегодня приключений не будет.
— Течение здесь быстрое. Даже если судно царапнет дном, сама вода поможет.
Но река коварна. Она меняется ежедневно, ежечасно. Пятнадцатиметровую яму к вечеру заполняет песок, а на другой стороне реки образуется новая. Семь лоцманов водят суда между Мандалаем и Промом. И в очередной раз, преодолевая этот нелегкий путь, каждый из них на стоянках расспрашивает местных жителей обо всех изменениях реки с тех пор, как они проплывали по ней последний раз. Максимум внимания — только так можно плавать по Иравади. Здешние капитаны изматываются настолько, что им приходится плавать с женами. Без жен они бы просто сошли с ума.