Журнал «Вокруг Света» №12 за 1988 год
Шрифт:
Обедали мы в этот день скромно: карри из поджаренных куриных клювиков, гребешков и лапок. На следующей стоянке — пыльном пустыре у одиноко стоящего дерева — Дэвид увидел женщину, продающую две связки бананов и одно яйцо.
— Яйцо! — радостно воскликнул он и рванулся приобретать этот скромный дар судьбы. Яйцо было немедленно включено в наш ужин.
Загрузив на пароход несколько ящиков с лотками для промывки золота и пару обрядовых барабанов, мы поплыли дальше. Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда мы причалили в Иенамчане — небольшом порту, спрятанном среди скал цвета подгорелого хлеба. Потом
Здесь, в Иенамчане, более ста лет назад была найдена первая бирманская нефть. Труд на нефтяных промыслах был ручной. Скважины принадлежали двадцати четырем семьям. Они продавали сырую нефть вниз и вверх по течению. В те времена нефть использовали только для освещения и консервации древесины. Молодой капитан колониальных войск Джон Сайме, направлявшийся вверх по Иравади, чтобы укрепить дипломатические отношения Британии с бирманским королем, впервые в жизни увидел нефть. Он и послал в Индию, где размещался штаб, срочную депешу о том, что увиденное им необыкновенное горючее может иметь большое будущее. Его сообщение прочли и, наложив резолюцию: «Делом надо заниматься!», положили под сукно.
— Здесь было полно обезьян, целые стада,— рассказывал Дэвид,— но во время второй мировой войны бедных животных перестреляли и съели японские солдаты. В этих же местах лишились мы недавно и судна — это был тоже пароход класса «Т». С ним случилось самое страшное, что может случиться на Иравади. После внезапных проливных дождей мощный поток воды устремился в высохший рукав реки и увлек за собой деревья, зверей, людей. По всему бассейну Иравади сотни таких высохших рукавов, и каждый из них опасен. В прошлом году недалеко отсюда на деревенском празднике в таком высохшем рукаве выступал танцевальный ансамбль. Вдруг огромный вал воды обрушился на артистов...
Трагедия с пароходом случилась рано утром. Люди видели, где он затонул, но даже с помощью приборов не смогли определить точное местонахождение. Так что лежит он на дне до сих пор, погребенный под тоннами ила и песка.
После ужина мы молча залезли в спальники. Судовые тараканы сразу же нанесли нам визит. В свете коптилки они казались размером с крабов, которые подобно неприятельской кавалерии поротно двигались по палубе. Дэвид засмеялся:
— А представьте себе, этих тварей едят в Таиланде!
Но я все же склонен предположить, что такие тараканы сожрут пару человек раньше, чем те успеют развести огонь, чтобы приготовить деликатес. Вслед за тараканами, которые лезли по спальникам, как плохие альпинисты по склонам, словно желая поддержать их с воздуха, нас атаковали эскадрильи москитов. Но лишь забрезжил рассвет, все они спешно отступили на заранее подготовленные позиции. Последней, видимо, прикрывая отход, под деревянную ступеньку кряхтя залезла крыса.
К полудню мы приплыли в Пром, где Дэвид сдал нас на попечение своему коллеге по имени Коу Тьсу Вин.
Пересев на пароход под названием
После обеда на пароход сел почтенный старец. Его белая шелковая рубашка застегивалась вместо пуговиц рубинами величиной с горошину. Старик доверительно сообщил, что по поручению министерства внутренних дел собирает старинные буддийские тексты. Это трудная и ответственная работа, да и для души полезно, поэтому вся его жизнь проходит в библиотеках среди рукописей и книг.
«Рубиновый» старик попивал чай, когда в воду рядом с пароходом обрушилась с отвесного берега глыба земли. Старик и бровью не повел. Наверное, даже и не заметил. Иравади частенько откусывает от своих берегов и уносит бирманскую землю в Бенгальский залив.
В этот день солнце закатилось как-то незаметно. Мы свернули с Иравади и поплыли влево, по каналу Тумтей. На горизонте снова появилась рангунская пагода Шведагон.
Перевел с английского А. Кириллов
Александр Фрэтер, английский журналист
Свидание с Аустерлицем
Плотный седой человек в форме наполеоновского генерала занял место подле меня, снял треуголку и кивком заказал чашечку кофе. Мы сидели одни в маленьком ресторанчике на вершине горы Петров, откуда хорошо были видны освещенные улочки старого Брно. Странный посетитель сидел молча, опираясь свободной рукой в тонкой белой перчатке на витой эфес шпаги. Взгляд старика был обращен поверх города на линию горизонта, слабо подкрашенную оранжевой акварелью заходящего солнца. Там, за холмистыми полями, лежал Аустерлиц, или, как теперь его называют, город Славков.
С понятной робостью я обратился к генералу, и он отозвался на ломаном чешском языке.
— Признаться, вижу первого русского, который приехал отмечать день своего поражения,— высокомерно заметил старик, когда мы разговорились.
— Напомню, Аустерлиц был началом пути, который через Бородино и горящую Москву привел французского императора к Ватерлоо.
— О, не говорите так! — с жаром воскликнул мой собеседник.— Дело в том, что я живу в Ватерлоо. И для нас, местных жителей, свято все, что связано с Наполеоном.
— И вы отмечаете дни его поражений?
— Как и дни побед. На Аустерлиц-кое поле я езжу каждый год!
Тем временем шумная компания, разодетая не менее экстравагантно — в яркую униформу различных полков наполеоновской армии,— прервала мою беседу с пожилым бельгийцем. Он сказал им что-то по-французски, тогда молодые люди угомонились и принялись с интересом разглядывать меня, хотя я был в самой что ни на есть цивильной одежде.
Я попрощался.
— До встречи на Праценских высотах! — крикнул вдогонку парень в кивере, когда я спускался с горы по каменной лесенке.