Журнал «Вокруг Света» №5 за 1999 год
Шрифт:
Вы не поверите, но только я вылез на берег, как тут же, в отступающей волне, среди шуршащих камней, и увидел его. Это был «русалкин кошелек». Скорее, эта штука была похожа на кожистый свернутый конверт, только с острыми уголками, как кончики у раковин. Много легенд о сиренах (еще со времен Гомера) и о русалках ходит по побережью, пересказывать их не буду, но одно верно, что того, кто найдет «русалкин кошелек», ждет счастье. Это мне сказала одна тетушка, поливавшая цветы возле дельфинария. И точно, предсказание сбылось буквально через полчаса, когда я вернулся в гостиницу и обнаружил, что где-то по дороге вытряхнул из кармана бережно хранимую синенькую купюру в сто гривен. И какое же счастье было, когда она нашлась
Вот там, под водой, действительно мистика, – сказала она. – Есть рыбы, которые через три года меняют пол. А есть такие вот плывет самка и видит, что навстречу ей тоже плывет самка, и первая тут же становится самцом. А есть рыбы, которые никогда не разлучаются. Так от рождения до смерти и ходят парами...
Директора, Александра Аполлина-риевича, я так и не расспросил про летающие тарелки, не разыскал, хотя доподлинно было известно, что он вернулся из Киева, но где-то курсирует, решая нерешаемые хозяйственные проблемы. А про все потустороннее мне рассказал тут же, на скамеечке перед дирекцией, Саша Дидуленко, фотограф. Во-первых, когда он забирается в Мертвый город, у него там, в одном и том же месте, всегда засвечивается пленка. Может, магнитная аномалия, которую определили на хребте геофизики, может, еще что. В другое измерение сейчас попасть невозможно, надо приехать летом, тогда у Золотых Ворот (огромная скала в море, с дыркой посредине) собираются все украинские и иностранные уфологи. Вот надо, чтобы солнце на восходе поднималось точно в этой дырке и чтобы наблюдатель находился точно в створе, и точно рассчитать направление на Карадаг... Я тогда не записал, что рассказывал Саша Дидуленко про точность расчетов, и, возможно, теперь что-то путаю и не сумею рассказать, как попасть в другое измерение. Подождем до лета. Тем более что летом у Золотых Ворот наблюдается «парад золотых шаров». Что-то вроде летающих тарелок, только они шары и покрыты драгметаллом.
Честно признаюсь, сам я ничего не видел сверхъестественного, может, потому, что конец сентября, и вот дождик начинает накрапывать, по ночам все тревожнее шумят деревья и глухо бухает море где-то за дельфинарием. За огоньками низеньких домов биостанции – глухая, непроглядная, тяжело дышащая масса Карадага, из которой что-то черпает звездный Ковш. Мошкара слетается вокруг голой лампочки на веранде гостиницы, а я все пытаюсь проникнуть в таинство этого клочка земли, разорванного древним вулканом. Киммерия была пределом неведомых стран, и народы, населявшие ее, сменяли один другой, не успев ни закрепить своих имен, ни запомнить старых. Скифы то были или тавры, турки или татары – одно общее осталось от них: по-гречески называется – культ Асклепия, Врачевателя.
«На самой высокой зеленой горе лежит святой человек. Давно лежит он там. Тянутся повозки, ночью видны огоньки на вершине горы – то костры горят кругом святой могилы», – говорит предание.
Больного, немощного, изувеченного оставляли на всю ночь у могилы святого, на исходе земли, под звездными светилами, и к утру приходило исцеление.
До сих пор ходят паломники на Святую гору, молятся, ждут чуда. Археологи же ищут здесь знаки прошлого вся крымская земля «осеменена» черепками глиняных амфор, камнями с орнаментами, буквами стертой надписи или горстками тусклых монет...
Ночью, пока я на веранде сидел, дождь шуршал в листьях и мысли были мрачные – то ли магнитная аномалия разыгралась, то ли в Москву скоро, там вообще холодрыга, вот-вот снег пойдет. Немного развеялось утром, пока бежал к нэллиному фургончику. Разменял последнюю, счастливую стогривенную, помидоров накупил, сметаны да еще для меня сваренную, по предварительному уговору, курицу. Возвращаюсь. Что такое? Мир переменился – все сияет, сверкает, трава трещит, деревья чирикают, небо такое прозрачное, будто его и нет, только по краям холмов вьются легкие белые перышки – там,
Прибегаю – в «моих» владениях появился незнакомец. Оккупировал место напротив «Левинсона-Лессинга», разложил краски, водит кистью, не замечает меня. А на холсте у него уже вся скала в утренних тонах. Нет, замечает, глазом сердито косит – мешаю.
Невысокого роста, лицо круглое, глаза острые, черные, с хитринкой. Зовут Сережа Кветков. Разговаривать не любит, а когда говорит, точно кистью водит – словами-мазками:
– Карадаг?.. Как его определить... ну черт, красивый, Нет, сказочный. Нет, красками точнее. Его надо написать. Сюда забрел случайно: думал, до вечера попишу и уеду. Остался на год. Тут пастухи зимовали. В хижине. Ее нет теперь. Она в памяти. Маленькая дверь, маленькое окно, стены из камня, неотесанные. Спали на травах. Как в сказке, в «Хижине Людоеда». Две козы были, Марта и Сара. Сара исчезла. Зимой, в тумане. Зимой, когда идут с моря туманы, идешь по хребту – одна тропинка, остальное – ничто… А запах чабреца! Особенно на Троицын день… Вот туманом бы все это написать. Краски – это не материал…
Было еще темно, когда мы спустили на воду тяжелую лодку. Теперь, в темноте, она походила на корабль из «Одиссеи», вступивший в «киммериян печальную область, покрытую вечно влажным туманом и мглой облаков...» Ночь была, вопреки Гомеру, ясная: перемигивались звезды, в сухой траве трещали сверчки, где-то далеко лаяла собака, шуршала галька о днище лодки.
От берега отходили на веслах – мелко, можно наткнуться на камень. Потом заурчал мотор. Поднялся легкий ветерок. Нос лодки зашлепал по волнам. Сначала шли вдоль берега, вдоль теплой непроглядной стены, потом резко взяли вправо – ветер стал крепким и холодным. Вдруг темнота словно разделилась, очертилась граница гор и неба, и из мрака выползло чудовище, ископаемый зверь, мощным колючим хребтом закрывающий звезды и мордой припавший к морю. Безжизненная первобытная земля, древний вулкан, – Карадаг возник из ночи, точно Мир из Хаоса, по теории Гесиода, в виде грубой и бесформенной массы, в которой боролись и бушевали Стихии.
Древние делили ночь на семь частей. И вот наступила самая безмятежная, самая светлая – седьмая часть – DILUCULUM – от едва заметных красок зари до восхода солнца.
Вырубили мотор. Я приготовил аппарат. Стали ждать восхода, В глубине небо было еще синим, а по краям, у горизонта, – розовое, зеленое, точно створка приоткрытой раковины. Нет, не то я хотел сказать. «Краски для этого – не материал», – вспомнил я Сережу Кветкова. Как, впрочем, и слова...
Дмитрий Демин
Беллетристика: В книгах все зло. Чак Браит
Время от времени мать подкидывала Биллу Бирнбауму деньжат, и он покупал книги. Сегодня, как бывало каждый вторник, Билл направился в книжный магазин Сингха. Тот обязательно будет сидеть в позе Будды за тяжелой дубовой конторкой и попыхивать сигарой. Он был настолько толст, что однажды втиснув свое громадное тело меж подлокотниками кресла, больше двинуться не мог.
Билл медленно шел по улице и внимательно смотрел под ноги, чтобы, не дай Бог, не оступиться. Заметив у обочины английскую булавку, он поднял ее (добрый знак) и, произнеся магическое заклинание на счастье, прикрепил к лацкану пиджака. Потом оглянулся, проверяя, не обратил ли кто внимания на его странное поведение, и продолжал мысленно беседу с самим собой. Ох как же он ненавидит этого Сингха! И тот, судя по всему, отвечает ему взаимностью.
– Он всегда насмехается надо мной! – произнес Билл так громко, что проходившие мимо девчонки остановились и фыркнули.
Ну и пусть! Сегодня его занимают более важные вопросы. А главное, предстоит столкновение, Да, да, столкновение. Спитой чай утром так и показал: в ближайшие сутки ожидается столкновение, которое может быть чревато опасностью. Чаинки никогда не обманывают. А в чем ему подали чай? В хрупкой фарфоровой чашке с маленькой трещинкой, сквозь которую сочился черный напиток, образуя на скатерти причудливое пятно. Вот и говори после этого о совпадениях!