Шрифт:
На 1-й странице обложки рисунок Екатерины Горбачевой «Полдень»
Наша Победа
Сергей Шаргунов
Писатель, журналист, телеведущий. Родился в 1980 году в Москве. Главный редактор журнала «Юность». Лауреат
Самая непрочитанная книга о Великой отечественной войне
Георгий Калинин. «День един» («Сибирская Благозвонница», 2010)
Вспоминаю разговоры с Марией Федоровной Берггольц, актрисой, сестрой поэтессы Ольги Берггольц – о том, как по хрупкому льду Дороги жизни везла продукты голодающей сестре и другим писателям с пистолетом, выданным Фадеевым.
Она говорила мне об огромном зеркале, которое свисало из окна одного из пострадавших при авианалете зданий, отражая зимний город-призрак.
Почему-то это одинокое не разбившееся зеркало было для нее символом блокады.
И вспоминаю писателя Георгия Михайловича Калинина.
Худой, белобородый, синеглазый.
Он мало кому известен.
«Тогда бухнула на чашку весов моей жизни столь тяжелая гирька, что прошедшие десятилетия не смогли дать ничего такого, чтобы ее перевесить. Одним словом, я – человек блокадный».
Это из его сильной и мало кем прочитанной книги «День един».
Я много общался с ним с самого детства до недавнего времени, когда его не стало.
Он говорил и записывал простую и страшную правду.
Умирали знакомые и родные, целыми семьями. Мать бывала дома несколько раз в неделю, потому что работала на заводе сутками.
Мальчишка постарше украл карточки. Юра бросился на этого соседа, от которого пахло ворованным хлебом, и двое барахтались, сцепившись, как жуткие карлики.
А еще в дом ворвался обезумевший людоед-прохожий, и чудом удалось спастись. А еще добрые старушки на улице прощальными голосами попросили спичек, и он, голодный, злобно их отшил и свою грубость вспоминал всю жизнь со стыдом.
А еще он навсегда запомнил, как маленькая девочка заиндевелыми губами просит безнадежно одно: «Хлебушка!»
Он (как и все блокадники) не мог видеть, если не доедали или выбрасывали еду.
Даже когда голубям крошили хлеб, помню, он мрачнел.
Все проходит, но все, как известно, остается с тобою навеки. Здесь же, в блокадном цикле Калинина, – короткий рассказ «Такая рыба с хвостом». Отец идет с маленьким сыном по бескрайнему полю. Ребенок зачах в городе и радостно скачет, растворяясь в природе. Отец не думает уж точно о недавнем прошлом – о той обледенелой еловой чурке, которую раскалывал топором, воображая, что это голова главного врага, объявившего войну. И вдруг ребенок выкрикивает знакомое, «отрывистое, как удар топора» имя. Отец просит повторить.
«Тогда бухнула на чашку весов моей жизни столь тяжелая гирька, что прошедшие десятилетия не смогли дать ничего такого, чтобы ее перевесить. Одним словом, я – человек блокадный».
«С гримаской удивленно-веселого недоумения, вжав голову в плечи и отвернув ее в сторону – Пожалуйста! – ты оттараторил:
– Сегодня утром под мостом поймали Гитлера с хвостом.
– Откуда это у тебя?
– Это мы в садике сочинили.
– А кто такой Гитлер, знаешь?
Словно бы моля о снисхождении,
– Это такая рыба».
Татьяна Соловьева
Литературный критик. Родилась в Москве, окончила Московский педагогический государственный университет. Автор ряда публикаций в толстых литературных журналах о современной российской и зарубежной прозе. Руководила PR-отделом издательства «Вагриус», работала бренд-менеджером «Редакции Елены Шубиной». Старший преподаватель Российского государственного гуманитарного университета, сотрудник «Российской газеты».
Самая одушевленная книга о войне
Андрей Платонов. «Рассказы и публицистика 1941–1945 годов» («Время», 2012)
Война с чрезвычайной быстротой образует новые характеры людей и ускоряет процесс жизни. Один красноармеец сказал: бой есть жизнь на большой скорости. Это верно.
В 1941 году Платонову 42. Он уходит на войну добровольцем и уже в июле 1941 года едет на Ленинградский фронт, получая первые «впечатления». Их результат – написанные в августе рассказы «Божье дерево» и «Дед-солдат» (он был опубликован в 10-м номере журнала «Пионер» – это первая военная публикация Платонова, оставшаяся совершенно незамеченной, потому что вышла в детском журнале). В «Божьем дереве» корневое, природное, исконное понимается как основа жизни и мировоззрения русского народа. Лист с этого дерева, которое многократно «убивала молния с неба», но которое каждый раз оживало подобно мифическому Фениксу, становится талисманом Степана Трофимова, уходящего на войну. В сцене прощания героя с матерью возникают мотивы долга, молчания и бессловесного взаимопонимания (silentium!).
Пространство в рассказе организовано по принципу противопоставления. Там, где остаются мать и родная деревня, он «увидел только рожь, которая клонилась и покорялась под ветром, избы же деревни и маленькая (то есть нуждающаяся в защите и спасении. – Т. С.) мать скрылись за далью земли, и грустно стало в мире без них». Впереди же, где встреча с врагом: «На фронте было пустое поле, истоптанное до последней былинки, и тишина (снова silentium, но это совсем другая тишина – зловещая, нагнетающая. – Т. С). <…> Позади пустого поля рос мелкий лес, с листвою, опаленной огнем пожара и стрельбы». Герой ждет встречи с врагом, чтобы понять, что он такое. Враг обезличивается Платоновым, лишается человеческих черт: «кто это – человек или другое что?». А родная земля, опустошенная войной, напротив, олицетворяется.
Тем разительней контраст первой встречи с неприятелем. «Из-за голых ветвей… засветилось бледное незнакомое лицо со странным взглядом, испугавшим Трофимова, потому что это лицо было немного похоже на лицо самого Трофимова и глядело на него с робостью страха». Убивая его штыком, Трофимов в каком-то смысле убивает себя. С этого момента поспешные убийства в ближнем бою становятся конвейерными, деловитыми, обыденными: «Кончайся скорее, нам некогда!» – жалости тут не место. Главенствующие чувства героя перед лицом смертельной опасности – скорбь и ожесточение, «потому что раз мать родила его для жизни – его убивать не должно и убить никто не может». Лист «божьего дерева», присохший к груди, становится в немецком плену единственной отдушиной и надеждой на возвращение. Тщетной, но небессмысленной.