Журнал «Юность» №07/2023
Шрифт:
– Скажи мне… – Дедушка смотрит куда-то сквозь нее с напряженным ожиданием. – Кто в той комнате? Там спят?
– Никого нет, дедуль, – уверяет Ирка, выдерживая его взгляд, – никого.
Он молча всматривается в нее – или в сервант за ее спиной, словно силясь вспомнить.
– Слушай, давай мы тебе свет включим, а то ведь ничего не видно? – Ирка рвется к выключателю.
– Но там кто-то же должен быть, – не унимается дедушка, глядя в сторону спальни.
Она смотрит ему в спину. На опавшие
Ирка включает свет.
Он всегда ходил с совершенно прямой спиной – военная выправка. «Твоего Геру видно издалека, он один такой», – говорили бабушке знакомые. Он действительно был такой один. И когда шел, казалось, что двигался по специально для него выделенной полосе.
У него есть ордена особой важности, но никто не знает, за что они, потому что он ничего не рассказывал о работе.
Кажется, он получил этот орден за предотвращение войны, говорят его дети. Название войны они боятся произносить вслух.
Он должен был стать генералом, но отказался. Вместо этого он вышел в отставку, но никто не знает почему; он ничего не рассказывал о работе.
Сейчас ему девяносто пять, и он ждет распоряжения от главнокомандующего. Подожди, отвечает ему дочь, твоя служба в этой части еще не закончена.
Он жив, хоть и не согласен с таким решением.
– А кто там должен быть? – Ирка начинает игру.
– Ну это же… – Дедушка задумывается. – Нужно, чтобы кто-то был.
– Завтра будут! Завтра дядя Женя придет, – убеждает его она.
Ирка не видит, на что смотрит дедушка, но сама смотрит на иконостас из семейных фотографий прямо напротив.
Она там.
Там, в пятидесятых, они вместе.
Он в форме, смотрит куда-то в сторону, сдвинув брови и сжав губы. То ли старательно позирует, то ли тяготится этими гражданскими глупостями. Она смотрит в камеру прямо, но взгляд ее прочесть невозможно.
Ведь ей тут всего двадцать три, то есть меньше, чем мне сейчас, думает Ирка.
– Папа мне говорил: не иди за него, он ненормальный! А если что случится – приезжай к нам. Одна не останешься. Но не терпи! – Бабушка энергично разминает тесто, а Ирка смотрит на ее пальцы.
Они даже в восемьдесят сильные, с гладкой светлой кожей. Только кольца она сняла – обручальный ободок и золотое с рубином, право наследовать которое они с Машкой оспаривали все детство. Бабушка по-прежнему любит платья, модные во время ее молодости, и не выходит на прогулку без шлейфа духов. И без белой шляпки.
– А почему он дедушку считал ненормальным? – спрашивает Ирка, чихая в облаке муки.
Когда человек, которого она любила всю оставшуюся жизнь, предал ее, она уехала в Ленинград. В Ленинграде она встретила молодого офицера, и тот позвал ее с собой.
Они
Она отчаянно отвечала голосу: «Но я не хочу за него замуж! Не за этого!»
И вышла замуж за этого. А тот, которого потом еще долго – всю жизнь? – любила, много лет подряд будет звать на прогулки ее младшую сестру и твердить: «У тебя такой же голос».
Человек, которого она очень любила, умер от алкоголизма молодым и бездетным.
С офицером, за которого она вышла, они объехали множество городов и стали родителями.
Когда муж пел ей песни, она говорила: «Ой, отстань, дай сериал посмотреть».
Когда муж пел ей песни, она говорила: «Ну ладно… Давай уже, пой».
Когда муж пел ей песни, она говорила: «Все же он хороший мужик, добрый».
Она никогда не боялась идти вперед и начинать все с нуля. Она входила в пустоту и вешала там свои любимые занавески.
– Дедуль, – окликает его Ирка, – завтра к нам приедут, не волнуйся.
– Приедут? – Он оборачивается.
Ирка прокручивает в голове варианты ответов.
Он смотрит долго, словно пытается что-то вспомнить.
– Да. – Она играет на опережение. – Был наказ дожидаться завтра. Завтра придет дядя Женя и сообщит нам дальнейшие инструкции. Договорились?
– Ты знаешь, сколько мне лет? – вдруг говорит дедушка.
– Знаю! Девяносто пять.
– Нет! Сто!
– Еще не сто, а только девяносто, ты у нас парень молодой.
– Молодой, думаешь? Что, еще жениться могу? – Глаза у него блестят.
Когда-то, когда он еще себя помнил, временами в него попадало что-то невидимое и жгучее. Тогда он темнел и раскалялся до скандала. Зеркало в коридоре треснуло, когда он хлопнул дверью, уходя из дома.
Ирка думала, что в доме можно найти много таких трещин.
После каждого скандала он просил прощения. Иногда – просил прощения и плакал. Иногда он плакал от фильмов и от песен. Когда он плакал, его можно было обнять.
Ирка вздрагивает.
– Да, – говорит она, – можешь. Потом поищем тебе жену.
– А вон там не моя жена? – Дедушка поворачивает голову к двери и слушает. В кухне течет вода. – Там кто?
– Там, – отвечает Ирка, забирая у него конфетные фантики, – твоя дочка Катя. А я – твоя внучка. Младшая. А еще у тебя есть старшая внучка Маша. И сын Женя, он завтра придет. Помнишь?
– Помню, конечно, – кивает дедушка с довольным видом. – А вот…
– Дедуль, – говорит она торопливо, – мне нужно на кухню сходить. Я потом вернусь, хорошо?
– Хорошо. – Он сразу теряет к ней всякий интерес и запускает руку в корзину с конфетами.