Журнал «Юность» №07/2023
Шрифт:
У входа в кухню Ирка вслушивается: кажется, дедушка включил телевизор. На всякий случай, чтоб уж точно, она прикрывает дверь.
В это время кухня всегда залита солнцем. Оно отражается от белой стены дома напротив, и в его золотистую сеть падают горшки с цветами, и ваза с фруктами, и занавески, и даже холодильник. По телевизору начинается бабушкин любимый детективный сериал. Под взмокшим полотенцем остывают пироги. Бабушка пекла сразу по несколько, чтобы никому не отмазаться: с капустой, с яблоками и еще беляши. Беляши были очень жирные, и чахлые гастритники –
– Слушай, мам. – Ирка ждет, когда мать закроет кран и наконец обратит на нее внимание. – Мне кажется, надо ему все рассказать.
– Мы уже говорили, – вздыхает мать, – с Ириной Сергеевной. Она сказала «даже не думайте». Говорит, надо оставить его в покое. Дать уйти спокойно. Вдруг у него еще случится инфаркт? Мы себе этого не простим.
– А если он сам вспомнит?
– Пока не вспомнил.
– А что вы ему собираетесь говорить, если да?
– Ну, про пансионат, про врача, про гостей. Про Рыбинск. Он потом все равно все забывает.
Ирка замолкает и ждет: а вдруг дедушка, как дикий зверь, в один момент может бесшумно преодолеть расстояние от комнаты до кухни и ворваться к ним – под два метра, сильный, с бешеным потемневшим лицом.
– А если вспомнит? – продолжает она. – Он сейчас опять спрашивал про комнату, чувствует, что кого-то не хватает. Это тяжело.
– Ира, – сердито отвечает мама, – у меня сейчас давление поднимется. Давай, пожалуйста, оставим эту тему. Ему не будет лучше. Теперь уже только хуже.
– Нам хватит маленького стола, – сказала бабушка, – к нам же никто сегодня не собирается, кроме Жени. Возьмите столик с кухни. А дед все равно долго не высидит, завалится к себе на диван. Так место большого стола занял маленький. На
светлом ковре остались отпечатки ножек.
– И когда ты собираешься приехать? На похороны наши? Все обещаешь да обещаешь. Деду уже девяносто лет, того и гляди помрем. Я не кричу, а говорю, – кричит бабушка в трубку.
– Мам, ну успокойся, – устало говорит дядя Женя, – она взрослый человек.
Ирка думает, что и она тоже взрослый человек.
Детство заканчивается не в один момент, но если бы ее спросили, может ли она вспомнить хоть какой-нибудь, она бы вспомнила мартовские лужи и солнце, как она прыгала у подъезда, а бабушка сидела на лавочке с букетом мимозы. Они ждали Машу из школы. Школа закончилась, впереди был целый длинный вечер. Это был Машин день – но она не пришла. Ирка придумала игру, которую хотела скорее показать сестре.
Наконец бабушка поднялась с лавочки и сказала, что пора домой.
Солнце все еще светило. Ирка не хотела домой, потому что тогда они не увидят Машу в конце аллеи, тогда она точно никогда уже не придет. И что же делать с игрой?
Бабушка начинала сердиться. И на Ирку, и на Машу, и на букет мимозы, с которым неудобно держать дверь.
В лифте она сказала, что Маша уже взрослая и ей больше не нужны бабушка с дедушкой.
«И я не нужна, – вдруг поняла Ирка, – и я».
Бабушка всегда была права.
И если кого-то сама
Она выслушивала претензии и отвечала: «Давайте просто сделаем так, как я хочу».
Ирка сохранила в старом телефоне одну-единственную эсэмэску – «Ира прости нас бабушка».
Ирка уже не помнила, за что бабушка извинялась, но каждый раз, перечитывая, извинялась сама.
За стеной над ухом Ирка слышит бормотание. Кто-то разговаривает.
Она вылезает из кровати и идет в большую комнату, надеясь не разбудить маму. Задержав дыхание, медленно-медленно открывает дверь. Та ужасно скрипит, и приходится вести ее, придерживая с двух сторон.
Дедушка сидит, свесив голову на грудь, с песенником на коленях, и сонно что-то напевает.
Она не узнает эту мелодию.
Когда она пытается забрать у него книгу, он просыпается и сердито смотрит на нее.
– Дали задание, – извиняется Ирка, – ложиться спать. Дежурство продолжим через восемь часов. Тебя разбудят и предупредят.
Дед что-то бормочет, но решается уступить ей песенник.
Выжидательно смотрит.
– Мы никого не ждем? – удивляется он.
– Нет, все уже легли. Остальные приедут завтра.
– Понял. Ну, что дальше? – спрашивает он.
Белые-белые растрепанные на макушке волосы.
– Нужно раздеться и лечь. – Ирка указывает на стул: – Вот сюда сложить одежду. Вот твоя пижама.
Дождавшись, когда он послушно начнет расстегивать рубашку, она отходит к двери и прячется за шкафом. В отражении в серванте она следит, когда он переоденется и ляжет.
Он складывает одежду на стуле безупречно, словно по линейке.
Уже лежа, он продолжает напевать. Ирка совсем не помнит эту мелодию.
Черт, думает она, надо было посмотреть, что он искал в песеннике.
Раньше он все время пел бабушке: «Галь, послушай! Песня для тебя. Растет-растет возле дома калина, растет, цветет на мою на беду, живет-живет в этом доме Галина, да я никак все туда не дойду».
Когда бабушка умерла, стало понятно, что рецепт жирных беляшей никто не записал. Она ушла, забрав с собой целый мир звуков, имен, запахов и историй, которые раньше никого не интересовали.
Она ушла быстро. Как всегда хотела уйти.
Она всегда умела все сделать по-своему.
Ирка долго-долго стоит у дверей босиком и наконец решается проверить.
Выглянув из-за шкафа, она видит, как дедушкин живот мерно поднимается под одеялом. Он спит, продолжая мурлыкать себе под нос.
Тогда она выключает свет.
Сергей Макаров
Родился в 1975 году. Адвокат, психолог, писатель, драматург. Основываясь на своей адвокатской деятельности и строго придерживаясь реализма, пишет психологические романы, а также сочиняет исторические пьесы и исторические романы. Живет в Москве.