Журналюга
Шрифт:
В приемной Фаина сообщила:
— Альберт Николаевич на совещании в министерстве печати.
— Когда вернется — скажи. Он мне нужен.
— Лозовский, ты все перепутал! — пропела Фаина. — Альберт Николаевич примет тебя, если сочтет необходимым. И когда сочтет необходимым. Напиши, кстати, объяснительную по поводу твоего пятидневного отсутствия на работе. Она тебе очень понадобится.
— Объяснительную? — переспросил Лозовский, пытаясь понять, чем вызван злорадный тон секретарши.
— Да, Лозовский, объяснительную. И постарайся
— Понял. Объяснительную. Я объясню — в устной форме. Но ты все-таки звякни, когда он появится, сделай одолжение. Я буду у себя.
В загоне отдела расследований шипела кофеварка «эспрессо», вкусно пахло кофе. Тюрин сидел за компьютером — с потной лысиной и мучительно напряженным лицом, с каким он всегда писал свои материалы. За его спиной стояла Регина Смирнова, читала с монитора текст и нервно курила «Ротманс», осыпая пеплом рюшечки своей кофты, длинную юбку и пиджак Тюрина.
— Ну что ты пишешь, Петрович! — плачущим голосом говорила она. — Ты сам-то понимаешь, что пишешь? Прочитай, что ты написал!
— А что я написал, что я написал? — отбивался Тюрин. — Все нормально написал.
— Нормально? Ты сам послушай! «Вышеприведенные примеры и анализ налоговых поступлений в бюджет свидетельствуют о наметившейся тенденции превращения налоговой полиции в бюрократическую структуру, которая…» Это нормально? Это же невозможно прочитать! И невозможно понять!
— Почему невозможно? Все понятно. Чем должна заниматься налоговая полиция? Бороться со злостными неплательщиками. Чем она занимается? Обираловкой.
— Вот так и пиши!
— Как?
— Как сказал! Пиши: «Чем должна заниматься налоговая полиция?..» — продиктовала Регина. — Шеф, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — обратилась она к Лозовскому. — Займись своим кадром. А я не могу. После его текстов фраза «Проезжая мимо станции, с меня слетела шляпа» кажется мне вполне нормальной.
— А чем она ненормальная? Человек проезжал мимо станции, с него слетела с шляпа. Чего тут ненормального? Все нормально. Тебе бы только придираться.
— Петрович, это же Чехов! Чехов это! Понятно? Чехов!
— Я про это и говорю. Даже к Чехову придираешься.
— Что за дела? — спросил Лозовский.
— Статья «Игра в „семерочку“», — объяснил Тюрин. — Попов приказал подготовить, срочно.
— Срочно? Очень интересно. Ну, давайте посмотрим, что получается.
Лозовский разделся, налил кофе в персональную кружку с надписью «Вова» и занял место Тюрина за компьютером.
Как и все материалы Петровича, статья была убедительна по фактуре, но написана языком суконно-казенным, на фоне которого фразы, явно продиктованные Региной, выглядели зеленой травкой, пробившейся сквозь трещины в асфальте. Но Лозовского интересовала сейчас не стилистика.
— Чего мы, собственно, хотим добиться этой статьей? — откинувшись в кресле и заложив руки за голову, спросил он.
— Снять генерала Морозова? —
— Да и зачем его снимать? — поддержал Тюрин. — Другой будет лучше? Не будет. Нужно менять формулировку 199-й статьи. Убрать из нее слова «и другими способами». Тогда все само встанет на свое место.
Регина усмехнулась.
— Петрович, меня умиляет твоя вера в силу печатного слова. Хотела бы я на это посмотреть. Статья в «Российском курьере» заставила Госдуму изменить статью закона. Наш рейтинг подскочит до небес. Но это из области фэнтези.
— Не скажи, — возразил Лозовский. — Мы заявили проблему. Через год думские выборы. Найдутся депутаты, которые нас поддержат. Такая законодательная инициатива — голоса предпринимателей. Так что можно сказать, что свой долг перед обществом мы выполнили.
— Шеф, тебя волнует долг перед обществом? — удивилась Регина. — С каких пор?
— С младых ногтей, деточка. Еще в детстве каждое утро я просыпался и думал: как бы мне сегодня выполнить какой-нибудь долг перед обществом? Но я никогда этого не афишировал, чтобы меня не зачислили в государственники или, не дай Бог, в патриоты.
— Государственник — понимаю, сейчас это сплошное жулье, — заметил Тюрин. — А почему плохо быть патриотом? Это человек, который любит Россию.
— А раньше — Советский Союз? — спросил Лозовский.
— В общем, да.
Регина расхохоталась — так, как она всегда хохотала: звонко, по-девчоночьи, от души.
— Ты чего? — удивился Тюрин.
— А сам не понимаешь? Вдумайся в то, что сказал!
— А что я сказал?
— Патриот — это человек, который любит Союз Советских Социалистических Республик. Вник?
— Сейчас, конечно, это звучит не очень, — не слишком уверенно согласился Тюрин. — Но в свое время…
— В этом-то все и дело, Петрович, — проговорил Лозовский. — Нужно любить родину, а не государство. Как бы оно ни называлось. Я люблю жену, детей, тебя, себя и даже вот это ехидное циничное дитя, продукт своей эпохи. Россия — это мы, а не генерал Морозов и не президент Путин, — закончил он свою мысль.
— Шеф, в тебе все еще сидит автор фильма «Ты не подвиг зовешь, комсомольский билет», — съязвила Регина. — Только с знаком «минус». Хватит словоблудия, вернемся к статье.
— Вот, Петрович, а что я тебе сказал? Ехидная и циничная. Но и она для меня — Россия. И ее я тоже люблю, хотя это иногда очень трудно. Ладно, вернемся к статье. Со сверхзадачей мы разобрались. Но практическая цель статьи видится мне другой. Первое. Мы хотим, чтобы генерал Морозов прекратил уголовное дело против Христича. Можно это сделать без покаянного заявления?
— При желании можно, — подтвердил Тюрин. — За отсутствием состава преступления.
— Второе. Мы хотим, чтобы генерал Морозов от имени ФСНП извинился перед Борисом Федоровичем Христичем. Публично, на страницах «Российского курьера».