Жвачка и спагетти
Шрифт:
– Забавные методы у вас в Бостоне.
Потом добавил очень непринужденно:
– Она и впрямь хорошенькая, правда?
Сайрус А. Вильям, который думал о чем угодно, но никак не о наружности той, кого обличал с таким жаром, признал, что Мика действительно хороша собой, но сейчас это не важно; на что Тарчинини возразил, что кет такой важной проблемы, какая могла бы помешать нормальному мужчине восхититься женской красотой; и добавил без особой настойчивости:
– А теперь мне надо исправить то, что вы напортили,
Лекок подскочил:
– Как это я напортил?
– Кой черт, вы напугали ее до обморока, а знаем мы не больше, чем до ее прихода!
Не дожидаясь ответа, комиссар вытащил бутылку траппы, хранившуюся в шкафу с документами на случай всегда возможного недомогания обвинителя или обвиняемого. Под действием алкоголя Мика открыла глаза, узнала американца и в страхе прижалась к груди Тарчинини, коленопреклоненного у ее кресла, а тот с отеческой лаской гладил ее по голове, стараясь успокоить. Лекок уселся в кресло комиссара, пытаясь установить, что перед ним происходит – допрос или любовная сцена.
Как ни действовал ему на нервы воркующий голос Тарчинини, он, казалось, благотворно повлиял на синьору Росси, которая уже улыбалась, обратив на своего земляка доверчивый взгляд.
– Я-то понимаю, синьора, вы не желали смерти вашему мужу...
– О, нет! Бедный Эуженио!
– Бедный Эуженио... не сумел понять, что не надо жениться на женщине, которая его не любит!.. Он был хороший, этот Эуженио?
– О! Да, синьор, очень хороший... и я его очень любила...
– Только он-то предпочел бы, чтоб вы его просто любили, как вы любили Орландо... но это было невозможно.
– Да, невозможно...
Сайрус А. Вильям в своем кресле чувствовал, как в нем подымается дикое желание что-нибудь сломать, все равно что, лишь бы ломать, бить, топтать, рвать!
– А что если вы мне расскажете о прекрасном Орландо?
Мика Росси чуть снова не потеряла сознание.
– Ах! Орландо...
Лекок готов был встать и с омерзением выйти, но остался, возмущенный и одновременно заинтересованный.
– Давно ли вы знакомы?
– Месяц.
– А чем он занимается в жизни, кроме любви к вам?
– Он дамский парикмахер.
– Так-так.
– Это лучший парикмахер Вероны!
– Не сомневаюсь, синьора, не сомневаюсь. Где он работает?
– У ди Мартино, на виа Стелла.
– А как вы познакомились?
– Я была его клиенткой.
– Понятно... И вы вручили ему ваше сердце одновременно с головой?
– Да.
Американец не мог решить, кто из двоих выглядит глупее: безответственная идиотка Мика или карикатурный Ромео, который при одном гиде юбки преображается в сладострастного старикашку. Если Лекок остался до конца допроса, то только для того, чтоб иметь возможность живописать всю сцену в Бостоне, а в крайнем случае отправиться в Вашингтон и сказать президенту, что он думает об итальянцах, и как безнадежно доверяться
– Но Эуженио подозревал о своем несчастье?
– Я думаю, да...
– Он дал вам это понять?
– Не прямо, но он, по-видимому, догадался о профессии моего... моего друга.
– В самом деле?
– Две последние недели Эуженио приходил домой каждый вечер позже, чем обычно, и всегда свежевыбритый.
– Свежевыбритый, вечером? Это странно, вам не кажется?
– Да. Меня это тоже удивило, и я спросила его. Тогда он рассказал, что нашел хорошую парикмахерскую... что ему нравится посидеть там, поболтать... что там приятнее, чем в кафе... Но я думаю...
Она внезапно умолкла, словно боясь, что проговорилась.
Но Тарчинини подтолкнул се по пути признаний:
– Вы думаете, что...
– ... что я слишком много говорила об Орландо, конечно, не называя его, но теперь я вижу... Я была слишком болтлива.
– И он ходил в вашу парикмахерскую, надеясь увидеть Орландо... увидеть, что собой представляет человек, отнявший у него жену?
Она смущенно потупилась:
– Может быть...
– Орландо должен был уведомить вас... ведь он знает вашего мужа?
– Вот то-то и странно, что Орландо действительно знал Эуженио по фотографиям, бывшим у меня, ко говорит, что ни разу его не видел!
– Вы уверены?
– Он мне поклялся!
Было ясно, что для нее это исчерпывающее доказательство.
– Тогда как же вы объясняете ежевечерние визиты вашего мужа в парикмахерскую?
– Никак.
– А его смерть?
– Его смерть мне тоже совершенно непонятна. Он был так набожен, я не могу представить, и чтобы он посягнул на свою жизнь! Как он... что он сделал?
– Застрелился из револьвера.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Но где он его взял? У него не было револьвера.
– Не могу вам ничего сказать, синьора, так как оружие исчезло, по всей вероятности, унесенное каким-нибудь бродягой... Ну что ж, синьора Росси, я думаю, говорить больше не о чем. Приношу вам свои соболезнования... А, кстати: где живет ваш Орландо?
– Виа Сан-Франческо, 57. А что?
– Вы ведь там провели ночь?
– Да.
– Ну вот нам и надо проверить, так положено.
– Но у Орландо не будет от этого неприятностей?
– С какой стати? Я даже не советовал бы вам рассказывать о вашем визите к нам... Это могло бы напрасно встревожить его, и он винил бы вас... Сообщите ему просто о самоубийстве вашего мужа.
– Вы очень добры, синьор...
– О, я ведь знаю жизнь... Только нужно еще, чтобы тело вашего мужа обследовали специалисты. Вы не будете возражать?
– Если вы считаете, что так нужно...
– Так нужно, синьора. Как только это будет сделано, вы сможете забрать его из морга. Я вас извещу. Мое почтение, синьора.