Жюль Верн
Шрифт:
— В чём? — нетерпеливо спросил Корманвиль. — Я слежу за ходом вашей мысли, она оригинальна, умна, — продолжайте!
— Для чего всё это — вот что неясно для меня. — Достаточно ли одной техники для счастья человека? Вот вы инженер; у вас есть знания, вы мечтатель. А если вы о чём-то мечтаете, — значит, вы что-то можете. Мечта родится в сознании человека тогда, когда он уже, пусть и неясно, видит нечто в будущем. Мечта — крылья. Это аппарат для летания в области догадок и предположений. Скажите — в каком государстве, при каких обстоятельствах вы сполна станете инженером? Подумайте сами над сутью слова: инженер. Не просто, не только наименование профессии, но и способность потрудиться ради того, чтобы, скажем,
— Любопытно быть инженером на необитаемом острове, — произнёс Корманвиль и рассмеялся.
Жюль пытливо оглядел его, ударил в ладоши.
— Браво! — воскликнул он и стал аплодировать. Надар и Онорина удивлённо посмотрели на него. — На необитаемом острове! Чудесно! В каком-то мире, где об юристах и понятия не имеют, адвокаты там вовсе не нужны, потому… потому… — он щёлкнул пальцами.
— Робинзон уже написан, — вздохнув, словно сожалея об этом, сказал Корманвиль. — Робинзона читают мальчики на всём земном шаре, эта книга — своеобразный учебник для детей, нечто вроде поваренной книги: как сделать вещи, когда продукты для этого имеются. Выражаясь языком книги для хозяек — как сварить суп, если для этого…
— Мы близко подошли к какой-то серьёзной идее, — сосредоточенно проговорил Жюль. — Кстати, Робинзон. Он строил и добывал для себя, только для себя одного. Он думал о своём благе, — потом он занялся колониальной политикой. Советую ещё раз прочесть эту книгу. Я, говоря с вами, имею в виду общество, группу людей, для блага которых работает инженер Корманвиль. Погодите, постойте, одну минуту, — а что, если вы сейчас находитесь в положении Робинзона! Вы думаете только о себе. Гм… В таком случае недалеко и до мысли, что техника поможет человеку во всех его затруднениях. Не так? Если не так, тогда что же именно?
— Будем честно исполнять то, что нам поручено, — сказал Корманвиль.
— И мечтать, — добавил Жюль. — Вы на верфях, а я за письменным столом. Ничто не пропадает бесследно, один вид энергии переходит в другой. Будем пчёлами: с каждого цветка по капле нектара. Идущие за нами будут работать лучше, они исправят нас там, где мы ошиблись, но мы обязаны кое-что приготовить для них.
— Важно знать, что именно приготовить дли потомков, — сказал Корманвиль. — До сих пор мы видим нечто другое: большая группа людей думает и заботится о себе, и получается так, что она тем самым полезна своим единомышленникам. Я думаю о народах…
— Народам поможет наука, — убеждённо произнёс Жюль.
— Правильно, — вмешался Надар. — Наука и техника, ничто больше. На следующей неделе мы летим на моём воздушном шаре — хотите?
— Что ж… — неуверенно, поглядывая на Онорину, сказал Жюль. — С удовольствием.
— А это не опасно? — встревоженно обратилась к Надару Онорина.
— Со мною совсем никакой опасности, — хвастливо проговорил Надар, закручивая свои усы. — Может быть, угодно будет и вам, мадам?
— Оставьте меня в покое! И не соблазняйте Жюля!
Полёт Жюля с Надаром на «Гиганте» состоялся несколько лет спустя. Онорина отговорила своего мужа от полёта перед тем, как ему отправиться в путешествие.
— Но ведь моё путешествие опаснее, — убеждал Жюль. — Чужая страна, чужие люди… А Надар…
— Вот именно — Надар, — повторила мадам Верн. — Сумасшедший человек, на которого нельзя положиться. Он тут такое мне говорил! Хорошо, что ты ничего не слышал.
Глава восемнадцатая
Канун второго рождения
Жюль побывал в Лондоне, Глазго, он посетил лондонские верфи, где видел на стапелях строящийся гигантский
Жюль пополнел, отпустил бороду.
— Вы похожи на профессора, — почтительно сказал Барнаво.
— Прежде всего — не вы, а ты, а потом — я не похож на профессора.
— Простите, я хотел сказать — на академика, — поправился Барнаво. — Вам нужно пустить по животу золотую цепочку, надеть очки, — непременно золотые, — взять в руки портфель и начать переделывать законы. Беззаконие, насколько мне кажется, состоит в том, что очень много законов. С каждым годом их становится всё больше. Это как прутья железной решётки, за которой сидит ни в чём не повинный человек. Вы хотели рассказать о матросе… Вы многое видели, сударь!
— Я видел фабрики, заводы, верфи, я двадцать суток провёл на корабле, меня дважды укачало до полусмерти. Я видел рабочих, инженеров, техников, всё это очень интересно и поучительно, но самое интересное… Садитесь и слушайте.
Валентина и Сюзанна сели подле матери на диване. Барнаво расположился на полу, на огромной пушистой шкуре белого медведя.
— Шесть суток носило моего матроса по океану, — начал Жюль. — Он держался за обломки разбитого корабля. Он пил собственную кровь, надкусывая язык, и всё же не терял надежды на спасение, хотя ежеминутно был готов к смерти. На седьмые сутки его прибило к берегу. На кого он стал похож! Спина сожжена солнцем, разъедена солью, волосы выпали, зубы расшатались, язык распух. Матрос спал на берегу двое суток подряд — лёг и сразу уснул. Проснувшись, он направился на охоту. Он полз подобно червяку и вскоре достиг деревни, где жили дикие племена. Они приняли его за божество, — он научил их многим полезным вещам, он был с ними добр и ласков. Он прожил у дикарей полтора года и очень неохотно расстался с ними. Спустя год, когда ему довелось плыть мимо этого острова, он попросил капитана высадить его на берег и на обратном пути снова взять на борт. Капитан отказал в этой просьбе. Что же делает, матрос? Он прыгает за борт и плывёт к острову, к своим друзьям.
— Воображаю, как они встретили его, — заметил Барнаво.
— Должен огорчить тебя, — сказал Жюль. — Мой матрос нашёл только двух дикарей, все остальные, а их было сто пять человек, погибли в бою с англичанами. Англичане хотели поработить этих мужественных, умных, великодушных людей, но они встали на защиту свою с оружием в руках — с пиками, самострелами, топориками… Горсточка европейцев разбила островитян. Двоим удалось спастись. Мой матрос звал осиротевших друзей к себе, на свою родину, но они отказались. «Тогда я останусь с вами», — сказал он.