Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси
Шрифт:
— Вот увидишь, она повиснет у Луи на шее, — сказала она мужу. — Он знает это и не смеет нам признаться, вот почему с некоторых пор у него такой странный вид. Я ведь точно говорила, что он готовит нам что-то нехорошее, разве не так? Разве я виновата, что такой у меня проницательный взгляд? Ты-то, конечно, вообразил, что он влюблен в цветочек. Хорошенький цветочек, нечего сказать. Конечно, это очень удобно, заниматься ботаникой, витай себе в облаках, не глядя на грешную землю и на всех, кто живет на ней. А я вот не страус, я голову никуда не прячу, а прямо смотрю на вещи и мне было бы легче, если бы Зарагир не был так горд. Помнишь, как он сказал: «По-настоящему обманутый человек — это тот, кто знает об этом и соглашается на эту роль. Тот, кто еще
— Нет.
— Я тоже так думаю, и меня это беспокоит. На твоем месте я бы написала ему так: «Я был зол на тебя, за то, что ты похитил невесту Луи, но сегодня я тебя прощаю, при условии, что ты ее ему не вернешь». Тут все ясно сказано.
— Ясно, как лезвие кинжала, — ответил муж. — Он поймет, что мы заботимся не о его достоинстве, а просто, ради удовольствия вновь видеться, полагаем его способным согласиться на подлый торг. Он лишь с презрением пожмет плечами, и мы только усугубим его одиночество. Нет. Покажем ему наше доброе сердце. Конечно, он верит, что мы неспособны радоваться его поражению, что мы осуждаем Луи, но все же я опасаюсь, что наше молчание могло бы показаться ему двусмысленным. Ведь очень маловероятно наше неведение о проделках Луи на виду у всех, которые начались уже давно, настолько давно, что кругом стали поговаривать о женитьбе, разве не так? Обстоятельства воздвигли преграду между нами, но я остался другом Зарагира, и поведение Луи обязывает меня сказать ему об этом.
После чего г-н Дювиль сел за письменный стол, и жена, заглянув ему через плечо, прочла: «Приезжай скорее, мы ждем тебя».
Получив эту телеграмму в Южной Америке, секретарь г-на Зарагира тут же передал ее адресату.
Незадолго до окончания путешествия, вечером, когда пароход шел уже вдоль берегов Франции, г-н Зарагир прогуливался по палубе в обществе двух молодых дам, держа их под руки в своих, и как раз в этот момент ему принесли телеграмму от г-на Дювиля. Текст ее скорее расстроил Зарагира. «Завтра, — произнес он, — мы не будем обедать в Ницце, как я вам обещал, и не будем ужинать в поезде, идущем в Париж». Юные дамы, к которым он обращался, вздохнули, глаза их наполнились истомой, и они воскликнули в один голос: «Какая жалость!»
— Вы так очаровательны, что мы непременно еще увидимся, — продолжал г-н Зарагир. Затем из вежливости он объяснил: — Жена моя должна была сегодня вечером приехать в Париж, и я полагал увидеть ее завтра утром, но она предпочла остановиться у друзей, живущих на полпути между побережьем и Парижем. Там-то мы с ней и встретимся.
Он был очень недоволен тем, что жена, вопреки его советам и приказам, вновь отложила своей отъезд. «Ты поднимешься на крыльцо Вальронса под руку со мной», — писал он ей. В ее упорстве он увидел все признаки вульгарности и дурного вкуса. Он был уверен, что это именно она, желая сделать еще более приятным преподносимый ему сюрприз, попросила г-на Дювиля послать телеграмму. Это вовсе не настроило его на благодушный лад и дурное его настроение лишь усилилось. Он привык считать смешным все, что было ему не по вкусу, а его собственное положение в данный момент очень ему не нравилось. Мысль о том, что он увидит жену рядом с Луи Дювилем, что она встретит его в доме, где он впервые увидел ее, была ему неприятна, отрицательно влияла на его рассудительность. Он в свою очередь тоже решил использовать фактор неожиданности и не ответил г-ну Дювилю. На следующий день он нанял автомобиль и покинул Вильфранш. Вслед ему махали платочками многочисленные дамы на набережной. Он попросил шофера отвезти его в Вальронс, рассчитав, что доедет туда в конце дня.
В январе день короток. В наступившей темноте г-н Зарагир, сидя в несущейся по шоссе машине, полной запахов мимозы и фиалок, купленных в Ницце, размышлял о лесных обитателях, о звуках шагов по земле, о реках, о загадках движения и о многом другом, о чем днем мешает думать солнечный
Зарагир приехал в тот момент, когда г-жа Дювиль работала в бельевой, вместе с прислугой пришивая ленточки к полотенцам и платкам, предназначенным для продажи в благотворительных целях. Г-н Дювиль еще работал в «Гербарии». Услышав шум, Фано побежал к двери и вышел на крыльцо, увидев г-на Зарагира, попятился задом в прихожую. Г-н Зарагир медленно поднялся по ступеням.
— Это всего лишь я, — сказал он. — Я рад снова увидеть вас.
— А уж как я — то рад! Не верится даже, я прямо как будто вижу вас во сне, — отвечал Фано. — Мадам дома, она наверху.
Жестом он предложил гостю идти за ним по лестнице.
— Нет, доложите ей, что пришел какой-то путник. Не выдавайте меня, напустите туману.
В библиотеке горела только одна лампочка. Г-н Зарагир отошел от нее подальше и стал ждать в полутьме. Сердце его забилось сильнее от мысли, что жена его находится рядом, что через несколько секунд они увидятся, что она от неожиданности не будет знать, смеяться ей или плакать, и что он вот-вот обнимет ее. Вся его строгость и его недовольство мгновенно улетучились. В ее поступках он видел теперь лишь любовь к нему и неопытность; он теперь уже сердился на себя за то, что критиковал ее, что был несправедлив к ней. Он явно обожал ее. От нетерпения он двинулся навстречу ей, но его остановил шум шагов. От волнения он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел г-жу Дювиль. Та кинулась ему на шею:
— Это вы, вы? Какая радость! Это же просто чудо, чудо! Как вы успели так быстро доехать из такого далека?
Зарагир смотрел в проем двери. Он подумал, что его жена, предупрежденная слугой, готовит какую-нибудь из своих излюбленных шуточек, что она стоит в прихожей и на цыпочках подходит к двери, чтобы внезапно появиться и застать его врасплох, как она это часто делала в Тижу. Он полагал, что она находится в двух шагах от него, и в расчете на это сказал голосом, шутливо-сердитую интонацию она должна была бы сразу распознать:
— Вашу телеграмму я получил на рейде Вильфранша. На корабль я сел, не предупредив жену. А зачем ее предупреждать? Вот уже почти два месяца, как она меня покинула! Целых два месяца назад! Вот какая изменница! Я хотел бы, чтобы она слышала меня и содрогалась от моего гнева!
— Два месяца, два месяца, и не говорите! — взмолилась г-жа Дювиль. — Мы ничего об этом не знали, абсолютно ничего, клянусь вам! Только позавчера мы услышали про это от соседа, который видел их на новогоднем ужине в Ницце. Только поэтому мы и молчали. Они оба виноваты, тут я совершенно с вами согласна, но если Луи — неженатый мужчина, то она — замужняя женщина, и вам это известно лучше, чем мне.
Зарагир положил ей руку на плечо:
— Я не из любопытных, — сказал он и спросил, где находится хозяин дома.
— Он? В это время дня? В «Гербарии», где же ему еще быть! За ним уже пошли. Ну идите же сюда, присаживайтесь.
И, желая поскорее вернуться к теме, которая ее живо интересовала, она продолжила:
— Вы не любопытны, потому что все знаете. А я ничего не знаю, и в этом деле меня интересует одна деталь: вы были с ней, когда они опять встретились?
— Нет.
— Она была в Париже?
— Да.
— Почему?
— Потому что я ее туда отправил.
— Тогда я ничего не понимаю. Вы жалуетесь, что она вас покинула, между тем как сами же решили расстаться с ней? Кстати, тем лучше. В таком случае вина Луи не так велика. А ведь согласитесь, что, у нынешних женщин есть все основания соблюдать верность. Любовь нынче ничего не оправдывает. Это уже не времяпрепровождение и даже не развлечение. У них есть теперь телефон, кинематограф, радио, автомобиль и великолепные достижения авиации, этого должно было бы им хватать, чтобы быть счастливыми, так нет, им еще подавай и мужчин!