Зикр Назира
Шрифт:
Свежий от влажности ветер предсказывал, что вскоре они выйдут к воде. Так и оказалось – после спуска по короткому, но крутому обрыву между веток плакучей ивы они увидели озеро, будто огромная, вытянутая в длину капля воды, лежавшее перед ними. Берега, сколь хватало взгляда, заросли густой осокой и ивняком. Вдали, на востоке, царила темнота, но Назир знал, что там таилось ещё одно озеро – младший брат этого. А за ним уже их ждал Казан.
– Кабан, – прошептал он и, перекинув ногу, сполз с лошади. Назир и не думал, что так обрадуется встрече с давним соседом их города.
Подошёл к берегу, опустился на колени, аккуратно
– Давай, Байбуре, давай быстрее, – уклоняясь от веток, с улыбкой подбадривал он мальчика. Чтобы легче было идти вдоль берега, густо заросшего ивняком, они вели Зур-Ай в поводу. – Давай же! Ещё чуть-чуть и будем есть плов или шулпу. Ты что больше любишь, а, Байбуре?
Запыхавшийся мальчик мычал позади, а Назир, даже не поворачиваясь, не слушая ответа, с ухмылкой отодвигал ветки и тянул за собой коня. Перебираясь через залежи валежника, нанесённого весенним разливом, пригибаясь под ветвями, прыгая с кочки на кочку, он безмерно захотел оказаться дома.
Казалось бы, ещё луну назад он с досадной ухмылкой разворачивал письмо отца, дивился несдержанности и дурному запаху посланника, принёсшего записку, а вот теперь устремился к родному дому как корова после пастбища. Халат растрепался, сухая ветка оцарапала щеку до крови, ичиги промокли в болотце, а он все шагал навстречу родным стенам.
Приближение
Тяжело дыша, Назир взлетел на пригорок, валом разделивший два озера. И застыл, но лишь на мгновение, потому что тут же пригнулся – в сотне батманов от него вдоль берега Олы Кабана, Большого Кабана в череде костров виднелись люди, кружили всадники, вздымались шатры.
– Байбуре. Отведи. Зур-Ай к лесу, – Назир говорил и не узнавал свой голос – дрожащий, с перерывами хватающий воздух, – Привяжи там. Я пока. Осмотрюсь.
– Что там? – глаза мальчика расширились. – Там… они?
– Да, Байбуре, урусы. Мы. Опоздали. Я.
Назир лежал между растерявшими дух стеблями тысячелистника и вялой полынью, разглядывая лагерь урусов. Войско длинной змеёй улеглось по берегу. Люди вскакивали, перебегали от костра к костру, чтобы вновь слиться с сумраком. После деревень, чьи пустые улицы стояли перед глазами Назира, лагерь был неожиданно живым и… весёлым. Урусы радовались, они верили в победу, верили в своего бога, в своего хана и оттого вечер их тёк привольно.
Взглянув в сторону города, Назир едва смог сдержать гулкое клокотание в груди. Яркие точки светились почти у самых стен. Казан был окружён. Они, нет – он, только он, Назир, никто больше – он опоздал!
Назир, задыхаясь от бессилия, рванул на себя травы, с корнем выдирая их и перетирая в ладонях. Из горла рвался крик. На глаза навернулись слёзы.
– Назир-абый, что делать будем? – тихо спросил мальчик, тронув его за плечо. – Может, обойдём? Или ты знаешь тайные ходы
Назир, не говоря ни слова, сполз с пригорка. Выпрямился и зашагал к деревьям, где стояла лошадь. Назир погладил животное по морде, долгим движением провёл по линии позвоночника. Он не знал тайных ходов, не знал, как прорваться сквозь стоянку урусов, не знал ничего, что следует знать воину. Он вообще был никем. Беркем, Никто – вот как следовало бы ему называться. Он даже не представляет, что делать дальше. Мальчишка – и тот что-то предлагает, говорит, а он… Под рукой размеренно вздымался бок Зур-Ай, не ведающей, что ей, как и хозяину, больше некуда стремить свой бег.
Нет, не он увидит с холма водной глади, по которой плывут лодки, не подойдёт к стенам своего города, не откроет дверь своего дома. И не увидит отца. Только сейчас Назир осознал это полностью, сквозь мелькающие ветви леса узрев будущее, – скитаться, нигде не находя приюта, не говоря никому ни слова о своём прошлом. Он не успел спасти Казан, а значит, вся его жизнь теперь будет стремиться не к, а от, прочь от того, куда он шёл.
Он медленно влез в седло, обернулся к Байбуре, подбирая слова прощания, потому что дальше он должен идти один. И застыл – за мальчиком, на пригорке, чернели фигуры всадников. Четверо. И ещё двое выехали на возвышенность.
– Ба… – Назир хотел крикнуть, но понял, что урусы, возможно, не заметили мальчика, едва видного в тени склона. Лучше уж сделать что-то, лучше уж спасти хотя бы одного.
Он развернул Зур-Ай навстречу конным и с места вывел её в галоп. Застоявшаяся лошадь хрипела и глухо била копытами о землю, унося Назира в сторону от Байбуре.
– Тыр, тыр, татарва! – послышался писклявый голос. – Стой, бусурманин!
Всадники начали перестраиваться, чтобы взять Назира в кольцо, но он ещё раз ударил по бокам лошади и ушёл в сторону, уводя взгляды от мальчика, который, как заметил Назир, пригнулся, готовый сорваться, убежать в миг или же драться – ногтями, зубами, чем угодно. В это мгновение – на одно краткое мгновение – Назир позавидовал стойкости мальчика.
А в следующий миг на него налетел конь уруса. Правая нога Назира занемела, боль, которой он всегда так боялся, от столкновения с тяжёлым всадником кинулась от бедра и вверх, и вниз, пронзив ногу, казалось, до самой пятки. Назир попытался вывернуть влево, потянул повод, но вокруг уже мельтешили: грузный мужик, похожий на бочку, следом какой-то скрюченный, ещё один, с лихой выправкой в седле, с пшеничными усами, и ещё, ещё кто-то; Назир не мог разглядеть их, и оттого стало казаться, что его окружили шайтаны. Он остановился, мельком заметив, что мальчика больше не видит. Значит, убежал, значит, хоть кто-то выжил. Хорошо, подумал Назир, это хорошо.
– Что, бусурманин, попался?! – пищал, оказывается, человек-бочка, наехавший на него. Голова уруса едва возвышалась над конской, а ноги, затянутые латами, были так коротки, что болтались над брюхом животного. Шлем сидел на голове плотно, вместо глаз чернели глубокие дыры.
– Слазь! – пропищал мужчина, снова направляя коня на Назира. – Слазь, не то сами скинем.
Назир, вместе с остановкой потерявший всю былую решимость, будоражившую тело, теперь задрожал, вспомнив о недавней боли.