Зима и лето мальчика Женьки
Шрифт:
Однажды ночью пошел дождь. Брига лежал и слушал.
— Хватит ждать! Хватит ждать! Хватит ждать! — стучали капли.
Окно бы открыть, чтобы холодные капли — в лицо, а потом по шее, по груди. И футболка насквозь.
Женька вспомнил песню, что спьяну пел Михеич:
Было два товарища, Было два товарища: Ночка черная, Финский нож…И тихо засмеялся: ночка темная — вот она,
— Пора-пора-пора! — выстукивал дождь.
Ночка темная, финский нож. Ночка темная…
— Пора! — прошептал себе Женька.
Пол холодил босые пятки. В коридоре никого не было. Желтый свет ламп, тусклых, болезненно чахлых; тень рядом считала шаги, длинная, рослая, не то что сам Брига. Сорок шагов до спальни старших. Койка Кастета третья справа от входа. Только б дверь не скрипнула… Или скрипнула? Третья койка. Третья койка. Дождь все идет.
Через спальню к окну. Раз, два, три. Душно как! Дождь. Дождь. Капли бы по лицу. Душно Бриге. Руки горячечно то сожмут рукоять, то ослабят. Хорошо, что штор нет. У Алены шторы плотные. Там темно. Здесь видно. Душно. Ночка темная. Финский нож. А куда бить-то? Куда? Кастет во сне губами чмокает. Конфеты, поди, жрет, сволочь. Свернулся, гад. Ненависть. Жарко до пота. Душно. Душно. Дождь бы. Рука вверх. И дрожь до плеча. Кастет на койке повернулся. Надо в горло или под ребро. Целься точнее, Брига! Целься! Вот она, шея-то. Не промахнешься. Взмах короткий. Как в картошку… Как в картошку.
Почему он закрыл глаза? По-че-му?!
— Ты?! — Кастет зажал рукой раненое плечо.
Нож валялся в трех шагах от Женьки. Сам выронил или Кастет вырвал?
— Ты?!
На соседних койках завозились. Кто-то сел. На Бригу вдруг навалилась странная слабость, его замутило. И чудное дело: точно легче стало, ни горячки, ни дрожи — только усталость. Такая, что ноги сами подогнулись.
— Ты? — почему-то теперь шепотом выдохнул Кастет.
— Кастет? Ты что? — спросил Рыжий и — кому-то: — Свет вруби!
И завертелось.
— Сука!
— Саня! Сильно?!
— Тварь…
— За медичкой сбегать?
— Плечо, фигня.
— Дайте поспать!
— Что, утро уже?
— Ни хрена…
Странно, но Женьку пока никто не трогал — все столпились вокруг Кастета.
— Ремнем стяни.
— Держи.
Быстро все. Дождь идет. Дождь. Женька сполз на пол. Все равно. И что будет — тоже все равно. Кастет молчит. Он же убить должен, должен… Женька потянулся за ножом. А кровь теплая. И липкая. Блевануть бы. Почему Кастет молчит?
— Беги, дурак, — услышал Женька чей-то шепот, обернулся на голос — Тега. Чудно: ему-то что?
— Урод! — Рыжий прочухался, схватил Бригу за грудки, поднял с пола рывком.
— Оставь его! — Кастет пришел в себя. — Чем ты меня?
Брига протянул нож. Кастет хмыкнул:
— Перо-о-о!.. Поди, на помойке нашел?
И, шутя, сунул Женьке нож под горло. А ножу что, его кто взял, тот и хозяин.
— Ночью-то чего? Не по-пацански, —
Брига пожал плечами.
— На! — хмыкнул Кастет, отдавая нож Женьке.
— Кастет, охренел?
— Тихо! Все отошли! Меня щас Женечка резать будет.
Брига в глаза глянул. Там не страх — любопытство Валяй, мышонок подопытный, удиви лаборантов, чтобы обалдели все. Но ладонь ватная, как кто кости вынул. Нож еле сжал. Страх? Нет. Мерзость, мерзость, будто жабу рукой раздавил.
— Бей! — Тега Бригу за плечи. — Бей!
— Женечка-а-а! — Кастет майку оттянул вниз, обнажив левый сосок. — Сюда давай. А? Слабо нам? Чего тогда шел? Соску-уучился?
Заржали все, талдыча вразнобой:
— Соскучился!
— Приласкай, Кастет!
— Помочь надо?
И Кастет заржал взахлеб. Тогда Брига и ударил. Через силу, через тошноту, через мерзость, через себя самого. Кастет захлебнулся смехом и побелел. И упала тишина, такая, что было слышно каждую каплю дождя:
— Туки-туки-туки-тук.
И опять:
— Туки-туки-туки-тук.
— Медичку… сдохну… — хрипнул Кастет. И из-под пальцев у него лилась кровь, кровь.
Тега шагнул вперед.
— Не сдохнешь, — хмыкнул. — По ребру пошло.
И громче:
— Тихо! Пацан, нож возьми. Выкинешь.
Тега торопился: поднял злополучный нож с пола, вернул Бриге.
— Выкинешь, — повторил он. — Кто что брякнет — сам язык вырву.
Если бы Тегу спросили, почему он вступился за малолетку, он и сам бы, пожалуй, не ответил. Сказал бы разве что: «Чудной пацаненок».
— Медичку-у-у! — Кастет скорчился от боли. — Хреново, суки-и-и-и!
— Че, хреново, Кастет? Фигня! Иди, пацан, и умойся.
Брига повернулся к двери — перед ним молча расступились. Только Рыжий прошипел в спину:
— После поговорим, Женечка-а-а…
— Я не Женечка! — развернулся мальчик, крепко сжимая окровавленный нож.
Он шагнул к Рыжему; тот отшатнулся.
— Я — Брига!
Рыжий промолчал, только Кастет взвыл:
— Зовите Нину-у-у, твари!
Тега мальчишку в коридор вытолкнул. Нож забрал.
— Куда ты его?
— На хрен. Пальчики на нем. Выкину. Книжки про ментов надо читать.
И за руку до туалета. Кран открыл:
— Майку стирай, дурень.
Брига послушно дернул ее через голову. И теплый запах крови хватанул ноздрями, как волчонок. Тошнота прорвалась, выворачивая желудок. Склонился он над пахнущим хлором и нечистотами унитазом. И отпустило вдруг, точно с блевотиной вышло из него все напряжение последних месяцев. Брига сел на стульчак и заплакал, не стыдясь. Всхлипывал, вытирал щеки ладонью, еще не отмытой от чужой крови. Тега прислушался, постоял рядом — и отошел на цыпочках к ровному ряду умывальников, сунул старенькую майку под холодную воду. Кровь расплывалась, втягиваясь в слив грязно-розовой водой. Мальчишка все всхлипывал, горько, обиженно, совершенно по-детски. От этого у Теги странно свербило в душе, как будто там бегал неведомый таракан.