Зима и лето мальчика Женьки
Шрифт:
— Так говорят, — серьезно пояснил ему приятель.
— Говоря-а-ат. Димдым у нас умный. Он же председателя сын, — усмехнулся Колька.
— Почему Димдым? — вырвалось у Женьки.
— И отличник. Зубрила…
— Димка Дымов. Ничего я не зубрила, а отличник, потому что уроки учу. И книги читаю, — обиделся Димка.
— Ага, книги! Мать-то — завуч, вот и отличник.
Димка насупился. По всему видно, что Колька его постоянно дразнил, и достало это Димку до печенок.
— Я тоже книги люблю, — миролюбиво заметил
— Книги на раскурку хорошо. Курнем? — Колька хлопнул себя по карману и ловко выбил мятую пачку «Примы».
Приятели покосились. Димка и вовсе отвернулся.
— Зассали, девчонки!
— Давай, — проглотил комок Брига. Он еще ни разу не курил, но очень уж не хотелось быть девчонкой.
— Мужик, — одобрительно заметил Колян и поднес спичку.
Брига затянулся. Дым оказался кисловатым, едким, горьким, перехватил горло, и Брига чудом не закашлялся. Отвернулся, чтоб Колян не заметил выступивших слез.
«И ничего сложного», — подумал, отгоняя навалившуюся тошноту.
Брига курил, старательно выпуская дым, но так красиво, как у Кольки, у него все равно не получалось. Колька дым колечками пускал; они выскакивали сначала махонькие, а потом все расплывались, расплывались…
— По второй? — поинтересовался Колян.
— Давай, — хрипанул Брига, удивляясь севшему голосу.
Колян вдруг заржал, запрокинув голову:
— А не вырвет? Хорош. Ты нормальный пацан, только курево нефиг переводить. Вон, крапивку натри и балуйся.
Бриге вдруг стало ужасно стыдно и за себя, и за то, что не отказался, как мальчишки. Вроде как маленький, выпендрился, чтоб сопляком не посчитали. Брига склонил голову и глянул из-под сдвинутых бровей.
— Давай вторую или что, зажмотил? Так нефиг и предлагать.
Колян хмыкнул, чиркнул спичкой и стал молча наблюдать, как Брига курит, давясь горьким дымом. Упорно курит до еле заметного бычка. Окурок Брига постарался отшвырнуть щелчком, как делал Кастет. Получилось вроде неплохо.
— Молото-о-ок! — проронил Колян. — Может, стыкнемся?
— Что? — сквозь звон в голове и наплывающую муть спросил Брига.
— На кулаках. По-честному, один на один.
Брига встал, но земля вдруг качнулась под ним. Мальчик едва не упал, но Колян ловко его подхватил.
— Я первый раз тоже так… Так что? Стыкнемся?
— Он сирота, — тихо сказал Вовка. — Мне мать его не велела бить.
— Стыкнемся! — взвился Брига. — Ничего не сирота. Нормально все. Пошли?
— Не сирота? А кто у тебя есть-то? — удивился Димка.
Брига задумался: а кто у него есть?
— Алена, — ответил уверенно.
— Она тебе что, мать или батя? — хихикнул Вовка.
— Сестра.
— И когда ж тебя тетя Аня выродить успела? — снова заржал Колька.
— Так бывает. Названая сестра, — подсказал все знающий Димка.
— Во-во, названая… — благодарно согласился Брига и добавил развязно: —
Колька башкой мотнул.
— Не-е. Я так, на зуб тебя пробовал. Нормальный пацан ты, не ссыкач. Вечером приходи на поляну в лапту играть. После коров.
— А вы чего коров-то погнали? — вспомнил Женька. — Помешали вам, что ли?
— Почему помешали? — хором спросили Вовка и Колян.
— Я им говорил, что нехорошо это, — вздохнул Димка.
— Говорил, а сам тоже гнал? — пожал плечами Брига.
— Дак ржачно же!!! — воскликнул Колян — Костик же дурак… Мы как из пугача пальнули, он голову зажал, орет, как крол под ножом. Ду-у-урак!
— Блажной, — поправил Брига.
— У-у-у, ты, как старуха, говоришь. Блажной… сейчас такого слова нет, — фыркнул Колька.
— Дурак, он и есть дурак, — согласился Вовчик. — С коровами разговаривает. Ага! Не брешу. Сам видел. Он соседскую Ночку за шею обнял и чего-то ей в ухо. Смешной, растянет свою гармошку и плачет.
Мальчишки, не сговариваясь, глянули на гармошку и так же враз кинулись к ней:
— Смотри!
Рванули прочь тряпицу, грубо, резко растянули меха. Гармошка взвизгнула, как собачонка от пинка, зашлась воем на низких басовых нотах. Пастух закричал что-то непонятное, кинулся к мальчишкам и… замер, прижав к груди кулаки. У Бриги вдруг перед глазами встала белеющая вырванным переплетом книга, и грязный Кастетов ботинок на ее странице. Захотелось вырвать инструмент из мальчишечьих рук, но как с тремя-то сладить?
— Дай, гармонь. Че покажу… — лениво произнес он.
— На! — хмыкнул Колька и подал небрежно за одну ручку.
Брига подхватил инструмент, свернул осторожно — гармошка благодарно прогудела в ответ, — застегнул ремешок.
— Не вы положили, не вы возьмете, — бросил Брига. — Усекли? — И, минуя ошалевшую троицу, шагнул к Костику, всем существом ожидая, что сейчас нагонят, ударят, отнимут:
— Возьми. Твоя же, — протянул гармонь пастуху.
Тот вытянул руки, отчего рукава кургузого пиджачишки задрались почти до локтей, обнажая вздувшиеся узловатые вены, изработанные пальцы шевельнулись, будто клавиши гладили. Узкое рябое лицо Костика болезненно скривилось. «А он старый, — подумал Женька. — Чего же его все Костиком-то?»
— Возьми, — сказал вслух, сделав шаг навстречу.
Костик жадно схватил гармонь и вдруг кинулся бежать, странно припадая на ногу. Впрочем, тут же зацепился за поднявшийся из земли тугой ивовый корень и растянулся, уронив гармошку — и скользнул к ней на животе и упал всем телом, только руками голову прикрыл. Залопотал что-то жалобное, бессвязное.
Женьку в жар кинуло, поднялось из души острое: жалость, злость, стыд, боль, все… «Я — козел и фраер дешевый, вас, Александр Петрович, умоляю…» — вспомнилась рожа Кастета. И будто Брига сейчас тоже чуть-чуть Кастет. Погано, блин!