Зима мира

Фоллетт Кен

Посетители притихли, гадая, что бы это значило.

Маке поднял указательный палец, словно хотел сказать: «Послушайте, вам же лучше будет!» В его действиях Ллойду почудилось что-то ужасно знакомое, и он понял, что Маке копирует Гитлера.

– Мужественный характер германской нации не совместим с гомосексуализмом.

Ллойд нахмурился. Он что, намекает, что Роберт голубой?

С кухни в зал вышел Йорг, он был в высоком колпаке шеф-повара. И встал возле двери, не спуская глаз с Маке.

Ллойда поразила ужасная мысль. Может быть, Роберт действительно

голубой.

В конце концов, они с Йоргом жили вместе с самой войны.

Оглядев их манерных приятелей, Ллойд заметил, что все они были мужского пола – и парами, за исключением двух коротко стриженных женщин…

Ллойд растерялся. Он знал, что существовали люди нетрадиционной ориентации, и как человек широких взглядов, он считал, что их следует не преследовать, а помочь им. Однако для него это были извращенцы и калеки. Роберт и Йорг казались нормальными людьми, занимались собственным делом, вели размеренный образ жизни – почти как супружеская чета!

Он повернулся к маме и тихо сказал:

– А что, Роберт с Йоргом правда…

– Да, милый, – ответила она.

Сидящая рядом с ней Мод сказала:

– В юности Роберт был грозой слуг.

Обе тихонько засмеялись.

Ллойд пережил двойное потрясение: мало того, что Роберт голубой, – к тому же, оказывается, мама и Мод способны так легкомысленно шутить на эту тему!

– Заведение закрывается! – объявил Маке.

– Вы не имеете права! – сказал Роберт.

Не может Маке в одиночку закрыть ресторан, подумал Ллойд. Но потом он вспомнил толпу коричневорубашечников на сцене Народного театра. Он бросил взгляд в сторону входа – и с ужасом увидел, что в двери проталкиваются штурмовики.

Они пошли меж столов, сметая бутылки и бокалы. Одни посетители, замерев, сидели и смотрели, другие вскочили с мест. Несколько человек закричали, завизжала женщина.

Вальтер встал и произнес громко, но спокойно:

– Мы все должны мирно разойтись. Не нужно вести себя грубо. Сейчас все оденутся и отправятся по домам.

Посетители начали выходить, кто пытался забрать свои пальто, кто бежал прямо так. Вальтер с Ллойдом повели Этель и Мод к выходу. Касса была у дверей, и Ллойд увидел, как коричневорубашечник открыл ее и начал рассовывать деньги по карманам.

До этого момента Роберт стоял спокойно, печально глядя, как спешит прочь сегодняшняя выручка, но уж это было чересчур. Он издал возмущенный вопль и оттолкнул штурмовика от кассы.

Коричневорубашечник ударом кулака сбил его с ног и принялся его, лежащего на полу, избивать ногами. К нему присоединился еще один.

Ллойд бросился Роберту на помощь. Оттолкнув штурмовиков, он услышал, как мама крикнула: «Нет!» Йорг подоспел почти так же быстро, и вдвоем они наклонились к Роберту, чтобы его поднять.

На них тут же набросились еще несколько коричневорубашечников. Ллойда били кулаками и ногами, и что-то тяжелое ударило по голове, он вскрикнул от боли и подумал: «Неужели снова!»

Он повернулся к нападающим, нанося удары и левой и правой, стараясь, как его

учили, впечатывать каждый удар, бить сквозь цель. Он сбил с ног двоих, потом его схватили сзади, и он потерял равновесие. В следующий миг он был уже на полу, двое держали его, а третий бил ногами.

Потом его перевернули на живот, руки заломили за спину, и он почувствовал на запястьях металл. Впервые в жизни он оказался в наручниках. Он снова испугался, но уже другого: это была уже не просто драка. Били его и раньше, но теперь впереди ждало кое-что похуже.

– Вставай, – сказали ему по-немецки.

Он поднялся на ноги. Болела голова. Он увидел, что Роберт и Йорг тоже в наручниках. У Роберта изо рта шла кровь, у Йорга один глаз не открывался. Их держали полдюжины штурмовиков. Остальные пили из бокалов и бутылок, оставшихся на столах, или стояли у тележки с десертами и, с измазанными кремом лицами, уплетали пирожные.

Все посетители, похоже, вышли. Ллойд облегченно подумал, что мама выбралась.

Дверь ресторана открылась, и вернулся Вальтер.

– Комиссар Маке, – сказал он, демонстрируя характерную для политиков способность запоминать имена и стараясь говорить с как можно более властным видом, – что означает этот произвол?

– Эти двое – гомосексуалисты, – сказал Маке, указывая на Роберта и Йорга. – А этот мальчишка напал на полицейского при исполнении, когда тот их арестовывал.

Вальтер указал на кассу – она была открыла, ящички были выдвинуты и опустошены, не считая нескольких мелких монет.

– А что, в наши дни полицейским положено грабить кассы?

– Должно быть, какой-нибудь посетитель воспользовался неразберихой, возникшей при сопротивлении аресту.

Несколько штурмовиков понимающе захохотали.

– Маке, раньше вы были полицейским, охраняющим правопорядок, не так ли? – сказал Вальтер. – И, должно быть, когда-то гордились этим. А кто вы теперь?

Маке оскорбился.

– Мы и обеспечиваем правопорядок, ради безопасности Отечества.

– Я хотел бы знать, куда вы собираетесь отправить арестованных? – упрямо продолжал Вальтер. – Это будет должным образом функционирующее место содержания под стражей? Или какое-то полулегальное, незаконное помещение?

– Их отвезут в казармы на Фридрихштрассе, – возмущенно сказал Маке.

Ллойд заметил, как на лице Вальтера мелькнула довольная усмешка, и понял, что Вальтер умело манипулировал Маке, сыграв на остатках профессиональной гордости, чтобы заставить его открыть свои намерения. Теперь хотя бы Вальтер знал, куда повезут Ллойда и остальных.

Но что будет в казармах?

Ллойда никогда не арестовывали. Однако он жил в лондонском Ист-Энде и знал множество людей, попадавших в полицию. Почти всю жизнь он играл на улицах в футбол с мальчишками, отцы которых частенько попадали за решетку. И он знал, какой славой пользовался в Олдгейте участок на Леман-стрит. Мало кто выходил оттуда невредимым. Рассказывали, что все стены там в крови. Наверное, на Фридрихштрассе вряд ли будет лучше?