Зима тревоги нашей
Шрифт:
– Стой, я тебя перебью, – сказал я. – А не то тебе покажется… ты меня заподозришь. Кто принес тебе эту бутылку? Бейкер?
– Да.
– И хотел, чтобы ты подписал что-то.
– Да, но тут я скис. – Он хмыкнул и снова поднес бутылку ко рту, и при свете свечи я увидел в горлышке у нее совсем крохотный пузырек. Он глотнул одну каплю.
– Вот и об этом я хотел поговорить с тобой, Дэнни. Что ему понадобилось – ваш луг?
– Да.
– Почему ты до сих пор его не продал?
– По-моему, я говорил тебе. С ним я все еще джентльмен,
– Не продавай его, Дэнни. Не поступайся им.
– А тебе-то что? Почему не продавать?
– Из чувства гордости.
– Нет во мне прежней гордости, только чванство осталось прежнее.
– Нет, есть. Когда ты попросил у меня денег, тебе было стыдно. Разве это не гордость?
– Да нет. Я просто ловчил. Тебе же говорят, пьяницы – они хитрые. Ты сам был смущен, и ты сам решил, что я стыжусь просить. А я не стыдился. Просто захотелось выпить.
– Не продавай его, Дэнни. Это ценнейший участок. Бейкер все знает. Иначе он не стал бы торговать его.
– А что в нем ценного?
– Это единственная ровная площадка вблизи города, где можно построить аэродром.
– Понятно.
– Если ты продержишься, Дэнни, вот тебе и начало новой жизни. Не поступайся им. Вылечишься, вернешься обратно, а в гнездышке у тебя яичко.
– Яичко без гнездышка. Может, лучше продать луг, деньги пропить, а когда… «подымется ветер и ветку пригнет, птенец желторотый в траву упадет», – сиплым голосом пропел он и засмеялся. – Тебе тоже понадобился наш луг, Итен? Ты за этим сюда пришел?
– Я хочу, чтобы ты выздоровел.
– Я и так здоров.
– Выслушай меня, Дэнни. Какой-нибудь голодранец волен поступать как ему угодно. Но ты не голодранец, у тебя есть нечто такое, чем весьма интересуется группа дальновидных граждан нашего города.
– Поместье Тейлоров. Нет, я им не поступлюсь. Я тоже дальновидный. – Он с нежностью посмотрел не бутылку.
– Дэнни! Говорят тебе, это единственное место для аэропорта! Оно для них своего рода ключевая позиция. Им без него зарез! Или строить там, или срывать холмы, а это обойдется чересчур дорого.
– Значит, они у меня в руках, и я их еще поманежу.
– Ты забываешь, Дэнни. Имущий человек – драгоценный сосуд. Я уже слышал разговоры, что гуманнее всего было бы поместить тебя в соответствующее заведение, где ты будешь под присмотром.
– Не посмеют.
– Посмеют! Да еще возведут это в добродетель. Ты же знаешь, как в таких случаях поступают. Судья – человек тебе известный – вынесет решение о твоей неправоспособности. Назначит опекуна, и я догадываюсь, кого именно. Все это обойдется недешево, твой земельный участок, разумеется, будет продан для покрытия расходов, а теперь догадайся, кто его купит.
Глаза у Дэнни блестели, и он слушал меня, раскрыв рот. Потом отвернулся.
– Ты хочешь взять меня на испуг, Итен, но время выбрал неподходящее. Приходи с утра, когда я лежу пластом и весь мир как зеленая блевотина. А сейчас тройную силу придал
– Но я же предупредил тебя, как все будет.
– Да, ты прав. Я с тобой согласен. Очень убедительно у тебя получилось. Но вместо того, чтобы напугать меня, ты разбудил во мне дьявола. Кто думает, что пьяница – существо беспомощное, тот болван. Пьяница это существо особенное, и возможности у него тоже особенные. Я могу постоять за себя, и сейчас у меня просто руки чешутся схватиться с кем-нибудь.
– Молодец! Давно я хотел это услышать!
Он навел на меня бутылку и прицелился, будто на горлышке у нее была мушка.
– Дашь мне взаймы деньги Мэри?
– Да.
– Без гарантий?
– Да.
– Зная, что шансов получить их обратно – один против тысячи?
– Да.
– Пьяница способен на любую подлость, Ит. Не верю я тебе. – Он облизнул свои пересохшие губы. – И дашь деньги мне в руки?
– Когда прикажешь.
– Я же тебе говорил – нельзя давать.
– А я дам.
На этот раз он запрокинул голову, и со дна бутылки поднялся большой пузырек. Когда он отнял ее ото рта, глаза у него блестели еще ярче, но они были холодные и бесстрастные, как у змеи. – На этой неделе принесешь?
– Да.
– В среду?
– Да.
– А сейчас у тебя не найдется двух долларов?
Как раз столько при мне и было – долларовая бумажка и монеты в пятьдесят, двадцать пять центов, две по десять, пятицентовик и три пенни. Я ссыпал все это в его протянутую руку.
Он допил виски и швырнул бутылку на пол.
– Ты у меня в умных никогда не числился, Ит. Тебе известно, что даже первоначальный курс лечения обойдется около тысячи долларов?
– Ну и пусть.
– Игра интересная! Но это не шахматы, Ит, а покер. Я когда-то был хорошим покеристом… пожалуй, слишком хорошим. Ты делаешь ставку на то, что мой луг пойдет в обеспечение займа. И вторая твоя ставка, что такое количество виски – на тысячу-то долларов – убьет меня, а тебе свалится в руки аэропорт.
– Как тебе не стыдно, Дэнни!
– А мне ничего не стыдно. Я ведь тебя предупреждал.
– Неужели ты не веришь, что я действительно хочу тебе добра?
– Нет. Но я… я не могу сделать так, чтобы все вышло, как ты хочешь. Ты помнишь меня мальчишкой, Ит. А я тебя разве не помню? В тебе судья еще в детские годы сидел. Ну ладно. Я уже весь высох. Бутылка пустая. Ухожу. Так, значит, тысяча долларов.
– Хорошо.
– В среду, наличными.
– Принесу.
– Никаких обязательств, никаких расписок – ничего. И не воображай, Ит, что я такой, как прежде. Вот эта моя подружка ведь камня на камне во мне не оставила. Ничего теперь нет – ни чести, ни совести. Посмеюсь я над тобой от всей души, и на большее не рассчитывай.